Полярная фактория

Вплоть до 25 сентября стояла хорошая теплая погода. От ночных заморозков тундра желтеет и сохнет, покрывается белым убором. По утрам иней растаивает: солнце хоть и висит над самым краем горизонта, но свое дело делает исправно — светит, греет, ласкает тундру.

Растительность постепенно умирает, земля отходит к зимнему сну.

В ночь на 25 ударил первый значительный мороз, градусов на 10—12, и выпал снег. В оврагах и ямах его надуло на метр. Гладкие места то совсем голые, то чуть-чуть — на 3—5 сантиметров — прикрыты белым, точно припудрены. Это уже зима. С этого дня снег не исчезал.

Тундра сделалась пестрой: кочки черные, впадины белые, а луга, бугры и возвышенности то коричнево-желтые, то оливково-серебристые.

Птицы улетели. Остались лишь гаги, плавающие по водам бухты, и бесчисленные стада куропаток, пасущихся на солнечных склонах холмов.

Губа живет и плещется.

Ночами мороз сковывает лужи на отмелях узорным льдом. Прилив этот непрочный ледок разбивает и относит на береговой песок. Так, ежедневно по два раза прибирая ледяной мусор, приливы образовали вдоль всего берега вал, вышиною местами в метр. Это первый торос. Он хрупок. Станешь ногой — с хрустом ломается, проваливается.

В бухту заходят иногда белухи по несколько штук. Должно быть загоняют рыбу и охотятся. Частенько появляются тюлени и из любопытства подплывают близко к берегу. Уставятся глазами на постройки фактории, на лающих собак, на людей и подолгу не уплывают. Повидимому, очень любопытный зверь.

Мы подстерегаем их с ружьями, неоднократно стреляли, ни одного, впрочем, не убив. Лично я против такой бессмысленной пальбы. Она отпугивает зверя. Он может быть приучился бы выходить на берег или отдыхать на отмелях. В отлив зазевавшиеся или заснувшие тюлени оказались бы на суше и тогда охота на них могла бы дать результаты. А так получается лишь вред и ребяческая трата зарядов…

У Наташи Тусида есть брат мальчик — лет двенадцати, по имени Васька. Очень смышленый парнишка. Он с изумительной быстротой и легкостью усваивает фонетику русской речи. В первый же приезд на факторию обучился от наших женщин счету до пятидесяти. Отдельные фразы, иногда длинные и сложные, выговаривает без запинки, не пропуская ни одного звука, хотя смысла слов не понимает. Нас способности мальчика очень заинтересовали.

Аксенов повел переговоры с Васькой Тусида и с матерью Васьки, чтобы отпустили мальчика жить на факторию. Я взялся обучить его разговорному языку и грамоте. Сам Васька принял это предложение без колебаний, даже с радостью, и старшие охотно согласились.

Однако в следующие наезды Ваньки и Наташи мальчика с ними не было. На вопросы отвечали уклончиво:

— Занят… не может… караулит оленей…

В дальнейшем выяснилось, что дома семья посовещалась и передумала — отдавать не хотят. Аксенов предлагал постоянную зарплату, харчи, экипировку. Мы втолковывали и Ваньке и женщинам все выгоды для мальчика обучиться языку и грамоте. Ничто не помогло. У старших есть свои доводы. Им необходим работник в семье для ухода за оленями. Васька уже и теперь самостоятельно окарауливает стада, умеет поймать оленя, запрячь, править нартами — работает за взрослого.

И будет, надо думать, им бесплатным батраком вплоть до женитьбы, пока не обзаведется собственным хозяйством. Отдав к нам, они теряют мальчика — это их твердая уверенность. Научится говорить, читать и писать — пойдет на работу к русским. Втянется хотя бы в торговлю фактории или уедет учиться в русские города. Прощай, батрак! Ванька уж видел такие примеры и не хочет лишаться нужного парнишки.

Сколько мы ни бились, толку не вышло. Васька на долгий срок исчез. Лишь спустя много времени я вновь увидел его.

— Почему отказался? — спросил я через переводчика. — Не хочешь учиться?

— Успею… я еще молодой…

Но говорит неоткровенно, видимо, с чужих слов.

Васька живой и бойкий мальчик. Широконосый, с острыми, умными глазами, похож на сестру, бабу довольно миловидную. Очень любознателен, во все вникает, без устали вертится между старшими и внимательно следит за куплей-продажей, за переговорами покупателей с продавцом. Курит трубку, любит папиросы.

Из него, надо думать, выработается второй Ванька Тусида, только более ловкий и тертый.

Еще в одну из осенних бурь на северном мыске бухты повалило маячный столб.

Как-то на-днях мы втроем отправились туда с целью хорошенько осмотреть и придумать способы восстановить маяк — он нужен для судоходства.

Кроме того, у нас за этим маяком на береговой косе, заросшей травой, находится одна из лодок. Нужно обладить ее и устроить на зиму.

Вышли мы утром в хорошую погоду. Еще издали, взобравшись на береговую кручу, заметили возле сваленной мачты оленей и нарты. А когда подошли, оказался старый Нарич.

— Что ты тут делаешь? — спросил Пепеляев.

— Ехал к вам, остановился посмотреть… Ишь, какая здоровая! — толкнул он ногой бревно.