Предо мной предстал длинный деревянный коридор. По бокам стояло множество людей. Но я, наверное, поторопился, называя их людьми. Скорее это было то, что от них осталось. Кто-то сидел на заваленном мусором полу и доедал заплесневелый кусок хлеба. Кто-то грелся у старых металлических бочков, позволяя языкам пламени облизывать их ладони. Всех их объединяло то, что одеты они были в дырявые старые лохмотья. Небритые, с засаленной и огрубевшей кожей мужчины, с безжизненным взглядом уставились в пустоту. Отвратительного вида женщины с дряблой кожей лица и словно солома, пыльными немытыми волосами. От стоящего зловония, меня слегка подташнивало. Я хотел скорее вернуться обратно.
– Лилит, – я обернулся в сторону любимой.
Меня либо одолевали сильные галлюцинации, либо я прозрел. Темные коричневые гниющие стены комнаты. Множество обветшалой мебели, на которых сидели люди и беззаботно смеялись. Истертый пол с множеством пятен, оставленных непонятно чем. А в самой середине комнаты на ветхом пыльном диване лежала моя Лилит. Она ничем не отличалась от других мерзких женщин, которых я имел стыд лицезреть. Единственное, что осталось в ней неизменным это ее прекрасные синие, словно море, глаза. Она лежала, поедая высохший и покрытой паутиной черствый изюм, и смеялась, разговаривая сама с собой.
– Стой, Лилит, не ешь это, – я схватил ее за руку, когда она в очередной раз поднесла пыльную изюминку ко рту.
– Почему, милый, я голодна, – улыбнулась она.
– Это не виноград, вглядись же.
– Любимый мой, почему ты так обеспокоен и о чем ты толкуешь мне неведомо.
Почему она не видит всего того, что вижу я?! Почему она не понимает, что ест испорченный изюм, принимая его за свежие фрукты?! В чем дело?!
– Друг, твой кусочек до сих пор стоит нетронутым, – проговорил голос с хрипотцой.
Аккуратные черты молодой девушки были скрыты за многолетним грязном образе жизни. Она улыбалась мне, обнажая несколько целых, но давно почерневших зубов. В руках она держала деформированную чумазую тарелку, на которой лежал шприц, наполненный мутной бледно-желтой жидкостью. И это я считал пищей Богов?!
– Лилит, нам пора уходить, – настойчиво и четко проговорил я.
– Я не хочу никуда уходить. Мне так хорошо, – промурлыкала она и вытянулась в струнку.
– Нет, раз сказал мы уходим, значит так надо!
Я схватил ее за талию и почувствовал, как мои пальцы перебирали каждое ее ребро. Несмотря на ужасающую худобу, она оказалась довольно тяжелой. Мне не хватало сил даже приподнять ее одной рукой. Я задрал рукав по плечо и увидел, свою кость покрытую обвислой кожей. Мышцы будто насильно выкачали из рук. Чувство страха заполнило мысли. Еще пару дней и в таком состоянии я мог оказаться в кругу моих предков. Я схватил Лилит двумя руками и приподнял на ноги. Она, слегка пошатываясь, повисла на моих плечах.
– Мы поднимемся на Олимп, любимый? – игриво спросила Лилит.
– Нет, мы спускаемся на землю!
Я сжал ее ладонь и повел за собой в открытую дверь. Мы шли по коридору, где нас провожали взглядом отчаянные глаза ненужных обществу людей. Мой нос уже не чувствовал отвратительного смрада, а мои ноги все увереннее делали следующий шаг. Голова была заполнена одной целью – найти выход из этого лживого рая.
– Милый, почему мы идем по шоколадному мостику? – она несколько раз опускалась, чтобы поднять с земли кусок мусора и засунуть в рот, но я успевал отдернуть ее.
Спустившись по шаткой лестнице, мы наконец-то попали на первый этаж. Слишком долгий путь прошли мои отвыкшие от ходьбы ноги. Слишком много свежего воздуха попало в высохшие легкие. Слишком много лет я потерял, чтобы сдаться сейчас. Лилит пару раз пыталась вырваться, но я, что есть силы, сжимал ее ладонь. Кому она нужна, если не мне?! Я уже видел чарующий свет свободы, пробивающийся из-под двери ведущий наружу. Но будто церберы, нас облепило три человека.
– Куда это ты собрался? Ты же снова прибежишь, умоляя на коленях дать тебе еще! – мерзкий хохот будто, рычание шакалов вызывало у меня лишь отвращение.
Они правы. Я возвращался вновь и вновь. Я ползал на коленях, целовал их ноги, а они лишь потешались надо мной. Наполняя шприц заветной жидкостью, они словно кость, бросали ее мне, как голодному псу, потерявшему всякое уважение к себе. В каком отчаянии я был, раз пал так низко?! Но никогда больше. Никогда! Слышите, вы, поганые псы! Пока во мне осталась хотя бы маленькая частичка человека, я сделаю все, чтобы мы с Лилит навсегда забыли об этом месте.