Полярные моря

Весной матросы набросились на яйца пингвинов. Угрызения совести Шарко по поводу сбора яиц могли кое-кому показаться смешными; птицы, несмотря ни на что, продолжали относиться к людям с исключительной доверчивостью. Самое удивительное в том, что Шарко удалось внушить свои чувства другим, и матросы, даже самые черствые, собрали камни и за несколько минут сложили для пингвинов гнезда, которые потребовали бы от птиц нескольких дней труда. «А пингвины, – писал Шарко, – с удивлением смотрели на нас и негромкими криками как бы выражали свое удовлетворение».

Во время второй экспедиции матросам Шарко пришлось убивать других беззащитных животных – тюленей. То были редкие экземпляры, уцелевшие после великой бойни 1780–1830 годов, приведшей к почти полному исчезновению в Антарктике покрытых мехом тюленей. Но свежее мясо было жизненно необходимо для команды «Франсэ», поскольку люди начали страдать от цинги. Заболел и Шарко. Однажды охотники наткнулись на молодую тюлениху с новорожденным зверенышем. Зрелище этого «похожего на человечка» малыша потрясло Шарко, который оставил во Франции маленького ребенка. «Я подошел и с невероятными предосторожностями взял тюлененка на руки. Тот не испытывал ни малейшего страха, потягивался, словно грудное дитя, а когда я положил на лед его мягкое нежное тельце, он подполз ко мне и стал тереться о мои ноги, требуя новых ласк». Тюлененок, не ведая того, затронул самые чувствительные струны человеческой души. Сцена была очень трогательной. На этот раз мать и дитя избежали смерти.

Возвращение хорошей погоды позволило приступить к «научным экскурсиям». Иногда они больше напоминали выход на работы каторжников. Шарко отправлялся с несколькими матросами на вельботе, фотографируя, делая наброски, замеры. Если прохода между льдинами не оказывалось, вельбот (а весил он 800 килограммов) приходилось втаскивать на лед, перетаскивать до полыньи и снова спускать на воду; часто все это происходило по колено в ледяной воде. Такие походы длились по двадцать четыре часа и более.

Весело отпраздновав Рождество в разгар южного лета. Шарко покинул бухту Уондэла 25 декабря 1904 года и взял курс на юг. 15 января 1905 года, когда «Франсэ» проходил метрах в двухстах от громадного айсберга, неожиданный удар сотряс судно. Скрытая льдом скала пропорола обшивку.

Позади судна лежали паковые льды, которые оно только что миновало с большим трудом. Льды разваливались, и по ним нельзя было двигаться пешком. Вельбот тоже оказался непригодным, поскольку ни одна шлюпка не смогла бы противостоять бесчисленным ударам льдин.

– Выход один, – сказал Шарко, – развернуться на 180°, постараться выйти в чистые воды и добраться до Американского континента.

– Капитан, – объявил главный механик, – в трюме более метра воды, и она продолжает прибывать. Мотопомпа не справляется с притоком воды.

– Будем откачивать вручную.

С 15 по 29 января, день, когда «Франсэ» добрался до Порт-Локруа, где был произведен аварийный ремонт корпуса, команда поддерживала судно на плаву, откачивая воду круглые сутки по сорок пять минут в течение каждого часа. А Шарко не снимал с себя одежду двадцать пять суток. 17 февраля «Франсэ» снова вышел в море и 4 марта 1905 года прибыл в Пуэрто-Мадрин (Аргентина).

– Вас уже вычеркнули из списка живых, – сказал капитан порта. – На ваши поиски ходило несколько судов. Вы знаете, что Россия и Япония находятся в состоянии войны?

Шарко вернулся со всеми девятнадцатью людьми команды, которые поверили ему. Они выглядели бледными и усталыми, но были живы. Из-за повреждений «Франсэ» не мог пересечь Атлантику. Его приобрела Аргентина и после ремонта использовала для снабжения антарктических портов. Шарко и его команда сели на грузопассажирское судно «Альжери». В иностранных газетах заговорили о первой французской экспедиции в Антарктику после Дюмон-Дюрвиля, который открыл в 1840 году Землю Адели.

– Надо сделать что-то, – сказал морской министр на заседании кабинета.

В Танжер был отправлен крейсер «Линуа», чтобы встретить и доставить Шарко, его штаб и команду в Тулон. Когда они прибыли в Париж, на перроне их ждали несколько членов правительства и делегация ученых.

Имя «Франсэ» известно немногим, тогда как «Пуркуа па?» («Почему бы и нет?») неотделимо от имени Шарко даже в глазах тех, кто не может ничего вспомнить о самом мореплавателе. Так назывались два его первых судна. Он вернулся к этому имени для корабля, построенного после «Франсэ». Кое-кто считал, что название звучит странно.

– Ничего странного в этом нет. Оно выражает одновременно сомнение и волю. Я всегда сомневаюсь в себе, но стараюсь сделать свое дело как можно лучше.

Третий «Пуркуа па?» был построен, как и «Франсэ», умелым кораблестроителем из Сен-Мало, вошедшим в историю под именем «папаши Готье». На этот раз Шарко заказал трехмачтовый барк. Сорок метров в длину, 800 регистровых тонн.

– Корабль должен быть очень прочным. Набор корпуса, мачты, цепи и якоря должны по прочности втрое превосходить оснастку обычного судна.