Полибий и его герои

Вот этим-то протоптанным путем к славе упорно не желал идти младший сын Эмилия Павла. Его месяцами не видели на Форуме. Больше всего на свете Сципион, по-видимому, любил три вещи. Во-первых, природу. Он надолго оставлял Рим и уезжал в деревню: сидел где-нибудь на берегу моря и любовался волнами или целыми днями бродил по лесам и холмам. Сципион был страстный охотник. Началось это увлечение еще в Македонии. Весь царский двор бредил охотой. У царя были великолепные охотничьи угодья, собаки и ловчие. После Пидны Эмилий Павел отдал все это временно в распоряжение сына, «предоставив ему в волю охотиться, где он только пожелает. Сципион воспользовался разрешением и, чувствуя себя здесь как бы царем, проводил в охоте все время. Он отдавался этому занятию с восторгом, ведь у него был как раз подходящий возраст и характер, и вот у него, как у породистого пса, вкус к охоте превратился в постоянную страсть» (XXXII, 15, 5–6).

Итак, даже очутившись в шумной эллинизированной столице, полной неотразимых соблазнов для молодого человека, этот загадочный юноша тут же убегал из царского дворца в заповедные леса и рощи. Довольно необычный выбор!

Второй страстью Публия были эллинские науки, он с головой погрузился в их изучение и читал запоем книгу за книгой. Жил в то время в Риме очень интересный и оригинальный человек. Звали его Сульпиций Галл. Он был знатного рода, достиг высших магистратур, но более всего любил эллинскую культуру (Cic. Brut. 78). Он был знатоком греческой литературы, однако главной страстью его была астрономия. «Мы видели, как в своем рвении измерить чуть ли не все небо и землю тратил последние силы Гай Галл… сколько раз рассвет заставал его за вычислениями, к которым он приступил ночью, сколько раз ночь заставала его за занятиями, начатыми утром!» — говорит о нем Цицерон устами одного своего героя (De senect. 49).

Сульпиций Галл был другом Эмилия Павла и служил под его началом во время войны с Персеем. И тут его таланты сослужили неожиданную службу. В ночь перед битвой при Пидне произошло полное лунное затмение. В лагере началась паника. Римляне кричали, призывая луну вернуться, стучали в медные щиты и тазы, протягивали к небу пылающие факелы (Plut. Paul. 17).

— Помню, я был совсем мальчишкой, — рассказывает у Цицерона Сципион. — Отец, тогда консул, стоял в Македонии, и мы все были в лагере. Наше войско объято было суеверным ужасом: была ясная ночь, и вдруг полная сияющая луна исчезла. И вот Галл — тогда он был у нас легатом, — …во всеуслышание объяснил, что вовсе это не чудо: это явление произошло теперь оттого, что солнце заняло такое положение, что не может освещать своим светом луну, и подобное явление всегда будет происходить через определенные промежутки (De re publ. I, 23).

«Римским воинам мудрость Галла казалась почти божественной». У македонцев же не нашлось подобного человека. Они «усмотрели во всем случившимся недоброе знамение, предвестие гибели… Стон и вопли стояли в македонском лагере, покуда луна, вынырнув из мрака, не засияла снова» (Liv. XLIV, 37, 8–9).

Римляне очень уважали Сульпиция Галла, но считали большим чудаком, который витает в заоблачных высях и не видит того, что под ногами. Сципион был другого мнения. Увлечение Галла передалось ему, и теперь они уже вдвоем целые дни витали в звездных пространствах. Во времена Ганнибаловой войны Марцелл, взяв Сиракузы, вывез оттуда две сферы Архимеда. Одну посвятил в храм Чести и Доблести, другая осталась у него в доме. То были небольшие планетарии, Сульпиций Галл приводил их в движение и объяснял своему юному другу устройство звездного неба. И Сципион, забыв все на свете, мог часами его слушать (De re publ. I, 21–30).

Третьей страстью его было общество друзей. Это была именно страсть. У него был особый дар сходиться с людьми. Мало кого в истории любили так, как Сципиона. Полибий уже узнал на собственном опыте, как он умеет привязывать к себе сердца. И всю дальнейшую жизнь мы видим Сципиона всегда окруженным друзьями. Среди друзей этих были совершенно разные люди. Были греки и римляне, были ученые и воины, были юристы и поэты. Казалось странным, что они вообще находят общий язык. Но всех их тянул один магнит — сам Сципион. В Риме его дом всегда был полон гостей. А стоило ему уехать за город, и на его виллу тянулся поток друзей и знакомых. Ранним утром, едва он успевал открыть глаза^{45}, к нему врывалась веселая толпа приятелей. Друзья неделями жили в его доме, вместе с ним они гуляли, болтали, спорили, шутили, придумывали веселые игры.