Полибий и его герои

Мы знаем одно — после «великого очищения Эллады» римляне чтили суверенитет Ахейского союза. Страшные события в Спарте и Мессении, видимо, их многому научили. Они решили по возможности не мешаться во взаимоотношения ахейцев с их подданными, справедливо опасаясь, что от их вмешательства будет только хуже. Поэтому они придумали для Греции новую систему. Теперь, когда греки к ним обращались, они чаще всего поручали суд какому-нибудь третьему государству, тоже греческому. Причем обычно решающим было слово Ахейского союза^{125}. «Римляне благоволили к союзу, доверяя ему больше, чем какому-либо иному из эллинских народов» (Polyb, XXXVIII, 7, 8). Многие в сенате несомненно полагали, что новый курс дает плоды — в Элладе на некоторое время водворилась тишина.

И вдруг словно подземный гром потряс Балканы.

* * *

«Суждено было, чтобы гнуснейшее из преступлений — предательство родины и сограждан ради личных выгод, испокон веков знакомое Элладе, послужило для ахейцев началом бедствий» — так начинает свой рассказ Павсаний (VII, 10, 1). По его словам, все началось с маленького, едва приметного эпизода, очередной мелкой свары среди эллинов. Рассказать его стоит, ибо он прекрасно рисует положение дел в тогдашней Элладе. Афиняне напали на город Ороп и разграбили его. Павсаний, всегда готовый встать на защиту своих соотечественников, говорит, что винить афинян нельзя: просто после Персеевой войны они разорились. Мысль довольно странная. Прежде всего афиняне не могли разориться в результате Персеевой войны. Они в ней не участвовали. Наоборот, они очень нажились после нее, потому что выпрашивали у римлян земли и имущество всех провинившихся городов. И потом, даже если бы они обеднели, это еще не резон выходить на большую дорогу и грабить встречных.

Как бы то ни было, ограбленные жители Оропа немедленно понеслись в Рим жаловаться на обиду. Римляне поручили третейский суд гражданам Сикиона. А те присудили афинян заплатить ограбленным 500 талантов. Афиняне всполошились. Сумма была слишком уж капитальная. Они прибегли к экстренным мерам. Именно тогда они и снарядили в Рим трех лучших философов мира. Но когда Карнеад, к восторгу сенаторов, целый день до небес превозносил справедливость, а назавтра опроверг все свои доводы и смешал справедливость с грязью, римляне старого поколения были шокированы. Этим воспользовался Катон. Философов попросили немедля уехать и перенести свои слишком уж ученые проповеди в какое-нибудь другое место.

Впрочем, цели своей философское посольство достигло. Римляне снизили пеню до 100 талантов. На том и порешили, и все довольные разошлись по домам. Но тут оказалось, что афиняне не собираются платить и 100 талантов. Что произошло дальше, не вполне ясно. Единственный наш источник, Павсаний, говорит, что афиняне и жители Оропа пришли к полюбовному соглашению, результат которого был однако несколько неожиданным: в Оропе оказался афинский гарнизон, а в Афинах — заложники из Оропа. Вскоре выяснилось, что граждане Оропа страшно хотят избавиться от этого полюбовного соглашения, что оно для них, как петля на шее. Поскольку римляне передали их дело Сикиону, городу Ахейского союза, они обратились к ахейцам и стали умолять спасти их (150 г.). Но ахейцы были в дружбе с афинянами и не пожелали мешаться в это дело. Тогда доведенные до отчаяния оропцы посулили взятку в 10 талантов тогдашнему стратегу Меналкиду. Меналкид был спартанец: первый и единственный из соотечественников, достигший высших должностей в союзе. Это была весьма скользкая личность; несколько лет назад он даже сидел в тюрьме в Египте за свои темные денежные аферы (Polyb. XXX, 17, 2).

Меналкид нашел довод убедительным и решил помочь. Но он не пользовался особым авторитетом в союзе, ему не удалось подвигнуть ахейцев на войну, и он решил привлечь на свою сторону Калликрата. Меналкид обещал ему половину взятки. Вдвоем они сдвинули ахейцев с места, и те собрались в поход. Но узнав об этом, афиняне «со всей поспешностью явились в Ороп, ограбили все, что осталось от прежнего грабежа, и вывели свой гарнизон. Ахейцы опоздали…» (Paus. VII, 11). Жители Оропа, таким образом, не получили ровно никакой помощи от Меналкида, но стратег, верный договору, потребовал с них деньги^{126}. «Но когда взятка оказалась у него, ему жаль стало поделиться с Калликратом». Он тянул, придумывал всевозможные предлоги, а когда, наконец, его фантазия истощилась, прямо объявил, что Калликрату денег не видать.