Полибий и его герои

Многие ахейские политики были в ужасе, видя союз на краю бездны, куда завлек его Диэй. Во главе них был помощник стратега Сосикрат. Сейчас они с восторгом ухватились за руку, которую так неожиданно и великодушно протянул им победоносный враг. И в свою очередь отправили послов договориться об условиях мира. Но тут на них, как буря, налетел Диэй. Он только что официально избран был стратегом и прибыл в Коринф. Его удивило посольство римлян. «Странным показалось Диэю предложение неприятеля», — говорит Полибий. И прибавляет, что недаром существует поговорка: «У дурака и мысли дурацкие. Такого рода люди находят странными простейшие вещи» (XXXIX, 9, 11)^{132}. Стратег поспешил сорвать переговоры. Он прибег к своему коронному приему. Всех своих политических противников он называл врагами народа, шпионами Рима или Спарты. Сейчас он метал громы и молнии на головы предателей-послов и совсем взбаламутил народ. И когда ахейцы, ведшие переговоры, вернулись от римлян, он отдал их в жертву толпе. На них набросились, после всевозможных издевательств скрутили им руки и бросили в тюрьму. Тогда говорить попытался посол римлян фессалиец Филон. Метелл, по-видимому, рассудил, что раз ахейцы так раздражены на римлян, что не могут даже выслушать их, то будет лучше снарядить новое посольство из греков. Филон сказал, что римляне предлагают самые мягкие и самые выгодные условия. Однако Диэй и слышать не хотел о мире. Тут встал бывший заложник, старик Стратий. Он заклинал Диэя не губить ахейский народ, выслушать послов и согласиться на условия Квинта Метелла. Но Диэй был неумолим.

Немудрено, горько замечает Полибий. Было ясно как день, что его ждет. Он будет для римлян козлом отпущения. Они всех простят, а на него взвалят всю вину народа, как на Пифея. А пожертвовать собой ради родины ему и в голову не приходило (XXXIX, 10). Кажется, эта мысль воодушевляла и сподвижников Диэя. Среди них был и Алкамен. Он только что едва ноги унес из Мегары и примчался в Коринф. А теперь был одним из первых в совете и кричал, что мир ни в коем случае нельзя заключать.

Но дело этим не кончилось. Диэй закричал, что изменники не только послы. Заместитель стратега Сосикрат — римский агент. Схватили и Сосикрата. Наутро всех их приговорили к смерти.

У греков в то время появилось ужасное обыкновение: не просто убивать, но мучить и пытать осужденных. Некогда свободного эллина нельзя было подвергнуть пытке. Те времена были давно забыты. Из-за бесконечных войн человеческая жизнь вконец обесценилась. Умереть легкой смертью считалось почти и не наказанием, а даже счастьем. Эллин, попавший в плен к македонцам, ждал для себя «жестоких истязаний» (например, XX, 11, 5). Македонский и эллинистические восточные дворы научили греков самым изощренным пыткам. Полибий повествует о них уже равнодушно, как о явлении каждодневном. Мы помним, как мессенцы требовали мук для Филопемена и как потом их самих за это истязали. Пытка, кроме того, считалась естественным способом узнать истину (например, XXX, 28, 9). Ливий, воспитанный в несколько иных правовых нормах, описывая одно греческое политическое убийство, с явным неодобрением замечает: «Невиновные свидетели были подвергнуты пытке». И дает понять, что ничего судьи в результате не узнали, ибо пытаемые просто повторили то, что им внушили (XXXIII, 28, 9).

Но на сей раз демократы внесли в эту процедуру что-то новое. Они хотели устроить примерную казнь, чтобы поднять дух эллинов. Совсем недавно схватили какого-то Филина, обвинив его в симпатиях к римлянам и сношениях со Спартой. Его привели вместе с юными сыновьями. Диэй «приказал бить кнутом и пытать Филина и сыновей его, одних на глазах других, и кончил истязания лишь тогда, когда Филин и мальчики не дышали более».

Сейчас на площадь вывели новую партию врагов народа. Сначала появился Сосикрат. «Его связали и не переставали мучить пытками до тех пор, пока он не испустил дух, но все-таки не дал ни одного из показаний, которых у него домогались». Потом очередь дошла до злополучных послов. И вдруг их помиловали, хотя доподлинно было известно, что уж они-то точно принадлежат к римской партии. Произошло это, говорит Полибий, отчасти потому, что последние истязания вызвали жалость народа; отчасти же потому, что Диэй получил от одного обвиняемого талант, а от другого — 40 мин. «Даже теперь, когда он стоял, как говорится, на ринге, Диэй был не в силах удержаться от преступного торга»[86].

Нарисовав эту сцену, Полибий с болью восклицает: «Тупость и бессмыслие овладели эллинами до такой степени, в какой трудно встретить это состояние даже у варваров» (XXXIX, 10–11).

Итак, последние мирные предложения были отвергнуты.