Полигон

– Повезло. Нас тогда с Байдиным послали пробу грунта брать. Одели мы защитные костюмы, что твой скафандр, и айда на площадку. Сползли в воронку, а в скафандре этом жуть как неудобно – гнется плохо, перчатки толстые, как сосиски. Да жарко ещё – пот в семь ручьёв течёт, стекло в шлёме всё в испарине, запотело, значит. Медленно дело-то продвигается. Так вот. Спустились мы в воронку и начали альпенштоками грунт отколупывать от стенок и в мешочки складывать. Тут вдруг светом как оглушит! Аж глазам больно. Не поверите – день стоял ясный, самый полдень, солнце слепило немилосердно, а будто и померкло всё, до того яркий свет ударил. Только я глаза зажмурил, тут край воронки меня и шибанул! Так землёй приложило, что я сознание потерял. Помню только, как она на меня летела. Вот с тех пор и не берёт меня ни водка, ни портвейн.

– Как же бомбу могли взорвать, если люди на площадке были?

– Как-как… С нашим-то бардаком. Один послал за пробой, другой кнопку нажал. То ли забыли про нас, то ли потеряли.

– Но вы должны были испариться, сгореть. А нет – так ударной волной бы вас в лепёшку расплющило!

– Должны, это точно. Но не испарились. Мы ж в воронке сидели, и при взрыве оказались аккурат в тени от бомбы. Я тогда едва не ослеп всего-навсего от света, который отразился от другого края воронки. Потом нас волной, что по земле прошла, в край воронки и впечатало. Стояли на четвереньках, оказались плашмя. И воздушная волна над воронкой верхом прошла, нас не расплющила, тряханула только. Мы потом как к пультовой подошли, как стали матом крыть, вы чё, мол, взрываете, когда люди на площадке? А у них глаза круглые, вы, говорят, откуда, мужики? Откуда – откуда, говорим, оттуда!

– Да, Палыч… Бывает же такое. Ты, считай, в рубашке родился.

– Ага, – просто согласился Палыч. И, потеряв интерес к разговору, достал новую спичку и принялся ковырять ею в ухе, теперь уже в левом.

Володя долго смотрел на него и пытался поймать за хвост убегающую мысль. Она издевательски вертелась на языке, но никак не давалась. Что-то значительное ускользнуло от него при разговоре, что-то исключительно важное. Но что? Он сел за стол, повертел пальцами карандаш, пытаясь сосредоточиться, и мысль неожиданно всплыла сама. Холодея сердцем, Володя снова высунулся в окошко и спросил:

– Палыч, а ведь я не говорил про НЛО. Ни сейчас, ни тогда, у третьего вагончика.

– Ну и что?

– Не говорил, а ты ответил.

– Это со мной бывает, Владимир Николаич. После того, как меня молнией ударило. Знаете что? Вы уж не рассказывайте никому, как я оплошал, ладно? Засмеют ведь…

– Хорошо. Обещаю.

И Володя слово своё сдержал, никому не рассказывал. Целых двадцать лет.

Движущая сила

– Так вот, – сказал Александр Петрович, поигрывая карандашом – Задание тебе предстоит архисложное. Мало бочку на полигон доставить в целости и сохранности, что само по себе совсем не просто, её надо ещё и сберечь! Не исключено, что за ней будут охотиться, и не какие-то цэрэушники, а наши мужики, что гораздо опаснее. Вот в прошлом году там же, на Полигоне, полковник Ковалёв, что командует нашими ангарами, не сберёг трёхлитровую банку. Спрятал её в сейф, под надёжный замок. Так солдаты ночью прокрались в помещение, обошли все преграды, и влезли в кабинет. Сейф они открыть так и не смогли, как ни старались. Так они тогда попросту подняли его вверх и перевернули вверх ногами. Банка, само собой, разбилась. И весь спирт вытек через щели в подставленный тазик. Испортилась, пропала куча документации, в том числе – секретной. Скукожились бумажки, растеклись чернила, поплыли печати и подписи. Ох, и влетело тогда Ковалёву…

Ты, Андрей, в армии не служил, и не знаешь, что у солдат, считай, те же интересы, что у сегодняшнего бомжа: займи да выпей! А на выдумку они ой как хитры! А потому береги бочку как зеницу ока. Мало того, что это наша валюта на Полигоне, без спирта железнодорожники нам ветку сдать не смогут. А сроки, ты знаешь, поджимают.

Стройбатовцы наши – солдаты исключительно храбрые, впадают в панику только при виде противника, остального не боятся. Так ты на них цыкни в случае чего, они и разбегутся. Поможет тебе тамошний хозяйственник, прапорщик со смешной фамилией Дармоедов. Отольёшь ему литра три – и он твой навеки. И не смотри, что он полуграмотный, путает Цеденбала с децибелами, зато он мужик тёртый и хитрый, с ним не пропадёшь. Словом, с уважением к нему отнесись.

Что ещё? Старшие офицеры нашего брата конструктора сильно недолюбливают. Я б даже сказал, не любят. Я даже видел, как три крепких старших офицера активно не любили одного инженера-наладчика. Дело замяли, но без больничного не обошлось. Во-о-о-от. Напугал? Да не дрейфь, это случай редкий, не показательный. В конце концов, запланирован пуск вовсе не нашего изделия, а харьковского, наша только территория.

Теперь, пожалуй, всё, инструктаж закончен. Утром тебе быть на нашей площадке, бочка уже должна быть к тому времени в самолёте. Документы все ты получил. Удачи тебе!

* * *