Полигон

С утра похолодало и зарядил гадкий мелкий дождь, сделалось неуютно и грязно. Ветер дул резкими порывами, швырял пригоршни мелких брызг в лицо. Куда ни повернись – непременно только в лицо – не спрячешься. Андрей, как назло, забыл зонт, весь промок и успел промочить ноги. Пиджак давно не грел, а, казалось, только холодил. Андрей долго не мог найти диспетчерскую, выручил проходивший мимо пилот, махнувший в ответ на вопрос рукой в сторону жёлто-синего строительного вагончика: там, мол.

В вагончике было жарко, висела в жёлтом свете ламп духота, народу – как в автобусе. И все что-то требуют, размахивают квитанциями с лиловыми печатями, кричат, суетятся. От прелых курток к потолку поднимается удушливый пар. Пышнотелая дама за стеклянным окошком умело, с ленцой отбивается от них. Во попал… Грузовиком Андрей летел впервые в жизни, и многое было ему в диковинку. Очередь к диспетчеру – тоже. Однако, не смотря на кажущуюся неразбериху и всеобщий гвалт, к пышной даме в розовой кофточке из мохера он попал быстро, минут через пять. Она молча взяла квитанцию, шлёпнула по ней печатью, чиркнула какие-то пометки и написала номер борта, буркнув «Груз уже на месте. Следующий!»

Самолёт Андрей нашёл быстро – это был видавший виды двухмоторный грузовой «Ан-8». Дверь, увы, оказалась запертой. А так хотелось нырнуть в салон, в сухость и тепло… Андрей пытался спрятаться под крылом, не помогло: огромная его плоскость висела слишком высоко, и от дождя не спасала. Так, ёжась от холода, и стоял он под крылом, подпрыгивая на одной ноге, чтоб согреться. Минут через двадцать возле самолёта объявились некие личности суровой наружности в синих, перепачканных маслом комбинезонах. Они открыли дверь, влезли внутрь и бойко загремели чем-то железным, жизнерадостно переругиваясь. Андрей подошёл к трапу и попросился внутрь.

– А зачем? – спросил тот, что стоял в дверном проёме.

– Замерз я. И промок, – неожиданно для себя заискивающим тоном объяснил Андрей.

– Ну и что? – искренне удивился техник.

– Погреться бы, обсохнуть…

– Где? В самолёте?!

– Ага.

– Ну, попробуй…

Техник отодвинулся, и Андрей протиснулся в салон. Протиснулся – и понял, почему так изумился его желанию попасть в самолёт техник. С потолка вода не капала – она лилась частыми длинными струйками. Кроме того, внутри оказалось холоднее, чем снаружи.

Техники, погремев гаечными ключами (остро запахло тормозухой – прокачивали, что ли?), побросали инструмент в сумку и были таковы. И ещё минут через пятнадцать (Андрей уже стучал зубами от холода) объявились лётчики. Андрея увидели. Андрея пожалели. Андрея завели в гермозону, где было сухо и тепло, и пар изо рта не шёл. Для Андрея включили обогреватель – маленькую коробочку с вентилятором. Коробочка обдавала тугой струёй сухого жаркого воздуха. Наконец, Андрею налили сто грамм. И Андрей согрелся. И повеселел.

Моторы загудели, самолёт выкатился на полосу, разбежался, надсадно воя, с натугой оторвался от полосы. Полёт Андрей не запомнил. Помнил только, как лётчики наливали ему ещё и ещё, как чокались с ним. А ещё смутно помнил, как разгружал самолёт, перетаскивая вместе с экипажем в грузовик весь наличный груз – двухсотлитровую бочку со спиртом, два тяжеленных ящика цвета хаки и один полегче и поменьше, фанерный, с отверстиями в боках. Из отверстий колко торчали в разные стороны шиферные гвозди…

Залезть в кабину грузовика ему удалось не сразу. Он плюхнулся на сиденье и по-барски объявил водителю «К коменданту, шеф!». Едва машина тронулась, как Андрей заснул. Напрочь, как в яму упал. Спал он тревожно, без снов, всю долгую дорогу, и проснулся от сознания того, что мотор давно уже не работает. Сзади, из кузова, слышалась возня и приглушённые матюки – машину разгружали солдаты. Андрей выглянул в окно. Под дверью стоял, переминаясь с ноги на ногу, и пронзительно глядя на него высокий прапорщик, худой, какой-то выцветший и бесцветный. не узнать его было невозможно. Конечно же, это был Дармоедов.

* * *

– Ну, если запереть негде, значит, надо спрятать, замаскировать, – подал мысль Андрей.

– Негде, негде, – ответил Дармоедов, – эти оглоеды везде пролезут, от них замков ещё придумали. А наши замки все понарошку, кривым гвоздем отпираются. Нет, некуда запереть. И спрятать некуда – уж больно здорова бочка-то.

– А если не ней написать «яд»?

– Не поможет.

– А мы разбавим чем-нибудь, чтоб цвет дать и запах поменять. А?

Мысль о красителе Дармоедову понравилась. Он подумал, поморгал белёсыми ресницами, почесал подбородок.

– Есть зелёнка. Много. Можем затравить всю бочку. Только сперва мне отольём.

– Не вопрос! – обрадовался скорому решению Андрей, – Сейчас и займёмся. Тащи свою банку. И зелёнку!

Андрей не знал, как он ошибался. И насколько опасно недооценивать противника. Особенно если это русский солдат, который, как известно, на выдумку хитёр. Оправдывала его только неопытность да тяжёлая голова – он и к вечеру не совсем пришёл в себя.

* * *