Вот «Москвич» остановился, сонный Иосиф Агафонович послушно занял позицию за ним. Что-то долго стоит… Глаза закрываются… Нет, не спать, не спать, он с усилием раскрыл газа пошире, наклонив голову вперед. Ага, поехал… Иосиф Агафонович включил первую и нажал на «газ». Но что это? У «Москвича» загорелись стоп-сигналы, и он снова остановился. А Иосиф Агафонович среагировал поздно, да и какая тут реакция в его-то состоянии… Ба-бах! «Запорожец» с ходу въехал в зад «Москвича». Посыпалось стекло, мотор заглох. Правая фара выскочила из гнезда и сиротливо повисла на проводе. Левая светила вперед, освещая левый борт «Москвича». Иосиф Агафонович увидел, как медленно открылась дверь, из машины вылез здоровенный детина, ростом под два метра и направился прямиком к нему. Иосиф Агафонович тоже выскочил из машины, сон его начал развеиваться.
– Что ж Вы так резко тормозите, товарищ! Разве так можно? Едва тронулись, и сразу тормозить!
Детина спокойно посмотрел на него и ответил ровным голосом:
– Не знаю, мужик, куда ты ехал. А я уже в своём гараже стою…
Больше Иосиф Агафонович на рыбалку никогда не ездил. Не смотря на то, что и Андрюха Березкин, и Юрка Степанов, и Вовка Топорков, и Пашка Гречихин звали его с собой не раз. А может, и не всерьез его звали, а так беззлобно издевались над ним – каждый раз интересно смотреть, как его передёргивает, и как лицо идёт пунцовыми пятнами. А ещё они все любят рассказывать это историю, особенно её концовку, как они приехали в воскресенье вечером. С полным багажником рыбы. Потому что в воскресенье был клёв с самого утра, не то что в субботу.
Ленина не трожь!
Они никогда не мешали добропорядочным гражданам, даже не матерились громко: сидели себе за столиком и забивали «козла». Стучали тихонько, чтобы не будить тех, кому работать в третью смену. А может, и не совсем тихонько, но только из-за пышной сирени, что обступила с трёх сторон доминошный столик, слышно их не было. Ну разве что иногда хлопнет Палыч костяшкой по столу и крикнет «Рыба!». Так это совсем уж редко случалось – игроки они были сильные, друг друга знали как облупленных, и «рыба» у них бывала редко. Потому, что не любили они «рыбу». Все мужики, как один, из инструментального цеха, то есть мастера экстра-класса, рабочая элита. Палыч – лекальщик от бога, Юрик – фрезеровщик его же милостью. Да и остальные тоже не с конвейера, люди солидные, уважаемые. А к кому будут приставать уважаемые, солидные люди? Даже если выпьют? Ну, само собой, не очень много. Да ни к кому! Поэтому, я полагаю, Агафоныч виноват сам. И в самом деле – я сам не раз видел, как он их отчитывал. За что, спрашивается? За то, что у них водка с собой. И стаканы. Так ведь во первых всего две бутылки на шестерых, во вторых, с закуской, с третьих, в пятницу! Само собой, мужики его недолюбливали. И по работе тоже сторонились – въедливый уж очень. И пунктуальный, до тошноты, всегда, как поезд по расписанию объявляется. Как придёт в цех, встаёт позади и смотрит через плечо – как по его чертежу деталь точат. Мало того – встревать начинает. Много, дескать, металла снял. И кому говорит? Вовке! Да у Вовки глаз-алмаз, он штангелем и не пользуется – сразу микрометром размер проверяет. А от самого одеколоном прёт – аж глаза слезятся. И галстук синий, в звездочках. Потому оно всё так и вышло с Агафонычем в тот раз – неприятен он людям. А ещё не нравилось мужикам, как он обихаживал свою машину. Машина-то так себе,»Запорожец», тот самый, что в народе называли «горбатым». Дело в том, что всегда он у Агафоныча чист, напомажен, аж блестит на солнце. Ползает, понимаешь, вокруг, пылинки сдувает у всех на виду. Даже моет особой щёточкой, чтоб царапин не оставляла. Правда сказать, царапин на отполированных боках «Запорожца» не бывало. Вмятин – тоже. И заводился он замечательно, и ездил. А чего ему не заводиться при таком-то уходе? И масло, и тормозуха, и антифриз всегда по норме залиты, всегда вовремя меняются, по инструкции.
Впрочем, соврал я. Антифриза в «Запорожце» нет, ему не положено, потому как мотор воздушного охлаждения. Ну как такой блестящий, как пасхальное яичко, автомобиль мог понравиться мужикам? тем более из шестерых только у Михалыча и была машина. Старенький «Москвич», весь мятый, битый, ржавый. И тот третий год пылился в гараже – все руки не доходили трамблёр перебрать.
В тот вечер случился праздник – день радио. Как не отметить, скажите? Зря, что ли, Александр Попов старался? А тем более завтра выходной, а послезавтра – день Победы, то есть девятое мая… Вот мужики и отметили. Вшестером. Тихо, мирно, и, главное, не спеша, под закуску. И едва только они отложили костяшки, чтобы обсудить мировые проблемы, а в частности, агрессивную политику НАТО, как приехал Агафоныч. Он аккуратно запер машину, проверил, обе ли двери закрыты, и пошёл домой.