Полигон смерти

Встречал нас невысокий… (хотел сказать «мужчина», но передумал) индивид в атласном халате цвета спелой вишни и с ажурным шёлковым шарфиком, повязанном бантом. На голове у него была сеточка, в глазах недовольство, испуг и отчасти даже брезгливость — и всё это сразу, хором, как только увидел меня.

Видимо, индивид категорически не приемлет насилия, оно глубоко чуждо его трепетной и чувственной натуре. Ну и реагирует соответствующим образом.

— Ой, ну что это такое?! — гнусаво, нараспев, возмутился индивид, с неприязнью рассматривая меня и нервно теребя кружевной платочек. — Катюша, ты в своём уме?

— Нинель здесь? — напористо поинтересовалась Катя, не реагируя на недовольство индивида.

— Ну а где же ей ещё быть? Ты мне скажи, что это…

— Давай её сюда, живо!

— А что у вас такое…

— Бегом, я сказала! — бесцеремонно поторопила Катя. — Не видишь, у нас тут раненый?

— Одну минуту…

Индивид торопливо испарился, а Катя стала расстёгивать мою куртку. В принципе, мне и самому нетрудно, с руками, слава богу, всё в порядке… но в тот момент я был слегка придавлен нахлынувшими впечатлениями и пребывал в прострации.

В прихожей господствовал тот самый сивушно-табачный фимиам, отголоски которого мы ощущали, пробираясь минуту назад по коридору. Здесь он был концентрированный, ядрёный, да ещё и с заметным вкраплением каких-то густых маринадов. В прихожей было несколько дверей, и из-за каждой доносились возбужденные нетрезвые голоса: где-то тянули песню, кто-то надрывно спорил, сердитыми криками перекрывая нехватку аргументов, из длинного коридора, ведущего на кухню, раздавался звон стаканов и дружное «будем!», за дверью с рифленым стеклом слышалась невнятная возня и сдавленное хихиканье, а в «служебном» помещении — то ли в ванной, то ли в туалете — можно было услышать весьма характерное ритмичное постукивание и даже азартное повизгивание!

Катя привела меня в притон?!

Не может быть — такая девушка… Такая… Эмм… Чистая и светлая… По крайней мере, на вид. Чертовщина какая-то…

— Может, нам лучше пойти в другое место? — ошеломленно пролепетал я.

— Не волнуйтесь, всё будет нормально, — пообещала Катя, стаскивая с меня куртку. — Тут просто застой, весь дым скапливается, так всегда бывает. В комнатах нормально, вот увидите. Сейчас Нинель вами займётся, через десять минут будете как новенький…

— А кто у нас Нинель?

— Нинель врач «Скорой помощи». Отличный врач, у неё рука лёгкая, просто прирожденный клирик.

— Прирождённый кто? А, понял, простите, не сразу сообразил… А этот…

— Это Виталик.

— ???

— Да дядя мой! Прекрасный человек, но… гхм… с некоторыми странностями. Но это ничего, вы быстро привыкнете и полюбите его. Его все любят, он у нас такой обаятельный…

Я хотел был возразить, что насчёт привыкнуть — ладно, бог с ним, но любить таких типов у меня не получится при всём желании, ибо это противоестественно мужской натуре, но тут в прихожую ворвалась коротко стриженная пышка, затянутая в чёрную кожу, и с ходу приступила к погрузке:

— Пациент!

Я машинально вытянул руки по швам и кивнул: да, это я пациент.

—. Вижу, хорошо. Свет!

Семенивший следом за пышкой Виталик включил верхний свет.

— Вижу, хорошо… А ну-ка… Так…

Она быстро покрутила меня во все стороны, ощупала с ног до головы, задала пару вопросов и сразу всем поставила задачи. Кате вручила ключи и отправила за медикаментами — насколько я понял, речь шла о соседнем доме, а Виталику было приказано забрать из ванны «чудовище» и вывести на прогулку.

— Но я сейчас не планировал…

— Ты не слышишь, как просится? Хочешь, чтобы он весь санузел обгадил? Шевелись!

Катя убежала за медикаментами, а Виталик, недовольно ворча, надел пальто, взял поводок с ошейником и выволок из ванной огромного сенбернара. Впрочем, кто кого выволок — это ещё вопрос, судя по целеустремленности, с которой сенбернар бросился к входной двери, ему давно хотелось на улицу.

Что ж, по поводу непотребств в ванной я ошибся. Наверное, просто воображение разыгралось. Но вот за дверью с рифлёным стеклом совершенно точно происходило что-то нехорошее, это даже к гадалке не ходи.

Мы прошли в ванную, которая была ненамного меньше прихожей, я дисциплинированно выполнил команду раздеться до пояса, после чего Нинель смыла с меня кровь, навела в ковше соляной раствор и заставила прополоскать нос. Процедура была весьма болезненной, я попробовал было отказаться, но не преуспел: Нинель обладала несгибаемой волей, а о таком понятии, как сострадание, ей, похоже, никто не удосужился сообщить.

Пока мы развлекались таким образом, Нинель с дотошностью следователя выпытала, кто я такой и какие у меня планы на будущее. Я не стал придумывать ничего нового, выдал великохудожественную версию, присовокупив, что разглядел в Кате большие перспективы (а какие именно, не сказал).

Не успел я закончить процедуру, прибежала Катя с набором первой помощи. Нинель быстро обработала мои ссадины и в завершение зашила рассеченную бровь на фоне местной «заморозки».

В этот момент мы были в ванной одни, и я воленс-ноленс пялился на грудь Нинель.