- За вас иду, за вас погибаю! - проговорил он. - За то вас и дарую.
- Я чай, тоже матушка есть, - сказал кто-то из толпы. - Простый малый какой! Беда!
Алеха поднял голову.
- Матушка есть, - сказал он. - Батюшка родимый есть. Все меня отрешились. Слушай ты, старая, - прибавил он, хватая Илюшкину старуху за руку. - Я тебя одарил. Послушай ты меня, ради Христа. Ступай ты в село Водное, спроси ты там старуху Никонову, она самая моя матушка родимая, чуешь, и скажи ты старухе этой самой, Никоновой старухе, с краю третья изба, колодезь новый... скажи ты ей, что Алеха, сын твой... значит... Музыкан! Валяй! - крикнул он.
И он опять стал плясать, приговаривая, и швырнул об землю штоф с оставшеюся водкой.
Игнат взлез на телегу и хотел тронуть.
- Прощай, дай Бог тебе!.. - проговорила старуха, засмахивая шубу.
Алеха вдруг остановился.
- Поезжайте вы к дьяволу, - закричал он, угрожая стиснутыми кулаками. Чтоб твоей матери...
- Ох, господи! - проговорила, крестясь, Илюшкина мать.
Игнат тронул кобылу, и телеги снова застучали. Алексей рекрут стоял посредине дороги и, стиснув кулаки, с выражением ярости на лице, ругал мужиков что было мочи.
- Что стали? Пошел! Дьяволы, людоеды! - кричал он. - Не уйдешь моей руки! Черти! Лапотники!..
С этим словом голос его оборвался, и он, как стоял, со всех ног ударился оземь.
Скоро Дутловы выехали в поле и, оглядываясь, уже не видали толпы рекрут. Проехав верст пять шагом, Игнат слез с отцовской телеги, на которой заснул старик, и пошел рядом с Илюшкиной.
Вдвоем выпили они штофчик, взятый из города. Немного погодя, Илья запел песни, бабы подтянули ему. Игнат весело покрикивал на лошадь в лад песни. Быстро навстречу промчалась веселая перекладная. Ямщик бойко крикнул на лошадей, поравнявшись с двумя веселыми телегами; почтальон оглянулся и подмигнул на красные лица мужиков и баб, с веселою песней трясшихся в телеге.