Полина

Мы сели на скамью под величественным платаном, который своей вершиной закрывал часть сада. Начал я свою повесть с самого приезда в Трувиль. Рассказал ей, как был застигнут бурей и выброшен на берег; как, отыскивая убежище, набрел на развалины аббатства; как, разбуженный шумом двери, увидел человека, выходившего из подземелья; как этот человек зарыл что-то под камнем, и как я оказался с тех пор связанным тайной, которую решил разгадать. Потом рассказал ей о путешествии в Див, о полученной там роковой новости, об отчаянном намерении увидеть Полину еще раз; об удивлении своем и радости, когда узнал под смертным саваном другую женщину; наконец, о ночном путешествии, о ключе под камнем, о входе в подземелье, о счастьи и радости, которые я испытал, когда нашел ее. Я рассказал ей все это с тем выражением, которое говорило о моей любви больше, чем могли бы сказать самые пылкие признания. Я был счастлив и вознагражден тем, как она слушала меня. Я видел, что этот страстный рассказ передал ей мои чувства, и что мои слова и интонации голоса, полные страсти, тронули ее сердце. Когда я закончил, она взяла мою руку, пожала ее, не говоря ни слова, и некоторое время смотрела на меня с чувством ангельской признательности. Потом прервала молчание:

— Дайте мне клятву.

— Какую? Говорите.

— Поклянитесь мне всем для вас священнейшим, что вы не откроете никому на свете моей тайны, по крайней мере все годы, пока я, моя матушка или граф будем живы.

— Клянусь честью! — ответил я.

— Теперь слушайте.

7

— Нет необходимости рассказывать вам о моей семье, вы ее знаете: моя матушка да несколько дальних родственников, — вот и все.

Я была богата, у меня было приличное состояние.

— Увы! — прервал я. — Почему вы не были бедны?

— Отец мой, — продолжала Полина, не показывая, что она заметила, с каким чувством это было сказа но, — оставил после смерти сорок тысяч ливров ежегодного дохода. Кроме меня, не было других детей, и я вступила в свет богатой наследницей.

— Вы забываете, — сказал я, — о своей красоте, соединенной с блестящим воспитанием.

— Вы постоянно перебиваете меня и не даете продолжать, — отвечала мне, улыбаясь, Полина.

— О! Вы не можете рассказывать, как я, о том впечатлении, которое вы произвели в свете; эта часть истории известна мне лучше, чем вам. Вы были, не подозревая сами, царицей всех балов, царицей с короной, которую не замечали только вы. Тогда-то я увидел вас. В первый раз это было у княгини Бел… Все, кто был знаменитым и известным, собирались у этой прекрасной изгнанницы Милана. Там пели, и виртуозы наших гостиных подходили поочередно к фортепьяно. Все самые прекрасные музыканты и певцы были здесь, чтобы восхитить эту толпу любителей и знатоков искусства, всегда удивляющуюся, встречая в свете то совершенство в исполнении, которого мы требуем и так редко находим в театре. Потом кто-то начал говорить о вас и произнес ваше имя. Отчего сердце мое забилось при этом имени, произнесенном в первый раз при мне? Княгиня встала, взяла вас за руку и повела, почти как жертву, к этому алтарю музыки. Скажите мне еще, отчего, увидев ваше смущение, я ощутил чувство страха, как будто вы были моей сестрой, хотя я знал вас не более четверти часа? О! Я дрожал, может быть, больше, чем вы, и наверно, вы даже не подозревали, что в этой толпе есть сердце, родное вашему, которое разделяло ваши страхи и восхищалось вашим торжеством. Уста ваши открылись, и мы услышали первые звуки голоса, еще дрожащего и неверного. Но вскоре ноты сделались чистыми и звучными, глаза ваши поднялись от земли и устремились к небу. Толпа, окружавшая вас, сомкнулась, и я не знаю, достигли ли вашего слуха ее рукоплескания: душа ваша, казалось, парила над всеми. Это была ария Беллини, мелодичная и простая, однако полная слез, — такую мелодию мог создать только он. Я не рукоплескал вам — я плакал. Вы возвращались на свое место в шуме похвал; я один не смел подойти к вам; я сел так, чтобы видеть вас постоянно. Вечер продолжался. Музыка потрясла восхищенных слушателей своей гармонией. Но я ничего не слышал с тех пор, как вы отошли от фортепьяно; все чувства мои сосредоточились на одном. Я смотрел на вас. Помните ли этот вечер?

— Да, я припоминаю его, — сказала Полина.