Полина

Каждый остался на том же месте, молча смотря в ту сторону, где исчез граф. В этом человеке было что-то необыкновенное, приковывавшее невольное внимание. В нем был тот могучий дух, которые природа, как бы по капризу, любит иногда заключать в тела, по-видимому, слишком слабые, чтобы выдержать такую силу. Столько противоположностей было в этом человеке! Для тех, кто не знал его, он казался слабым и болезненным; для друзей же это был железный человек, не знающий усталости, превозмогающий всякое волнение, укрощающий всякую страсть. Поль видел, как он проводил целые ночи за картами или в буйных оргиях, а на другой день, когда товарищи его спали, отправлялся, не отдохнув ни часу, на охоту или на прогулку с другими, которых утомлял так же, как и первых, не проявляя сам никаких признаков усталости, кроме сильной бледности и своего обычного сухого кашля, который тогда усиливался.

Не знаю отчего, я слушала эти подробности с чрезвычайным интересом; без сомнения, сцена, происшедшая при мне, хладнокровие графа, проявленное им на охоте, недавнее волнение, испытанное мной, — были причиной того внимания, с которым я слушала все, что рассказывали о нем. Впрочем, самый искусный расчет не помог бы изобрести ничего лучше этого внезапного отъезда, который превратил некоторым образом замок в пустыню. Так велико было впечатление, произведенное уехавшим на его обитателей.

Доложили, что обед готов. Разговор, прерванный на некоторое время, возобновился за десертом; как и утром, героем его был граф. Тогда, потому ли, что это постоянное внимание к одному показалось оскорбительным для других, или в самом деле, многие качества, которые приписывали ему, были спорными, началась дискуссия о его странном образе жизни, о его богатстве, источника которого не знали, о его храбрости, которую кто-то из собеседников больше приписывал искусству обходиться со шпагой и пистолетом. Тогда Поль, естественно, принял на себя роль защитника того, кто спас ему жизнь. Образ жизни графа был почти таким же, как у всех молодых людей; богатство он получил в наследство, после смерти дяди по матери, жившего пятнадцать лет в Индии. Что касается его храбрости, то этот предмет не был спорным, потому что он доказал свое мужество не только на многих дуэлях, выходя из них почти всегда невредимым, но также и в других случаях. Поль рассказал тогда о многих из них, но один особенно сильно поразил меня.

Граф Безеваль, приехав в Гоа, нашел дядю своего мертвым; завещание было сделано в его пользу, и никто его не оспаривал, хотя двое молодых англичан, родственников покойного (мать графа была англичанкой), были в такой же степени наследниками, как и он. Несмотря на это, граф стал единственным обладателем всего имения, оставшегося после дяди. Впрочем, оба англичанина были богаты и находились на службе, имея высокие чины в части Британской армии, составлявшей гарнизон Бомбея. Итак, они приняли своего двоюродного братца если не с радушием, то, по крайней мере, с учтивостью, и перед его отъездом во Францию они со своими товарищами, офицерами того полка, в котором служили, дали ему прощальный обед.

В то время граф был моложе четырьмя годами и с виду казался не старше восемнадцати лет, хотя ему было уже двадцать пять. Тонкая талия, бледный лоб, белизна рук делали его похожим на женщину, переодетую в мужчину. Поэтому при первом взгляде английские офицеры судили о храбрости своего собеседника по его наружности. Граф так же, с той быстротой суждения, которая отличает его, сразу понял произведенное им впечатление и, уверенный в намерении хозяев посмеяться над ним, принял меры защиты и решил не оставлять Бомбей без какого-нибудь воспоминания о себе. Садясь за стол, молодые офицеры спросили своего родственника, говорит ли он по-английски. Граф, зная этот язык так же хорошо, как свой собственный, отвечал скромно, что он не понимает на нем ни одного слова, и просил их, если они желают, чтобы он принимал участие в их разговоре, говорить по-французски.

Это объявление дало большую свободу собеседникам, и с первого блюда граф заметил, что он стал предметом беспрестанных насмешек. Однако он принимал все услышанное им весело, с улыбкой, только щеки его стали бледнее и два раза зубы его ударились о край стакана, который он подносил ко рту. За десертом с французским вином шум удвоился и разговор коснулся охоты. Тогда спросили графа, за какой дичью и каким образом он охотился во Франции. Граф, решив продолжать свою роль до конца, отвечал, что он охотился с легавыми на куропаток и зайцев в долинах, иногда с гончими на лисиц и оленей в лесах.

— О! — сказал, смеясь, один из собеседников. — Вы охотитесь на зайцев, лисиц и оленей? А мы здесь охотимся на тигров.

— Каким же образом? — спросил граф добродушно.

— Каким образом? — отвечал другой. — Мы садимся на слонов и берем невольников, одни из них, вооруженные пиками и секирами, закрывают нас от зверя, а другие навьючены ружьями, из которых мы стреляем.

— Это, очевидно, прекрасное удовольствие, — отвечал граф.