Полина Прекрасная

– Да, конечно, вы правы. Я тоже так думаю.

– А мне говорят: «Потерпи для ребенка! Ей скоро пять лет, она все понимает!» А раз понимает, то, значит, поймет, что мы с ее матерью несовместимы! Ей лучше от этого будет? Не думаю!

Он быстро сжевал желто-розовый пончик. Полина смотрела затравленно.

– Так вот! – вздохнул он всей грудью. – Ужасно! И вы вот поймите: ведь если бы я в Ташкент не поехал, не встретился с нею…

– С кем встретились?

– С Катей. С любимой моей. Она там была тогда в командировке. И вы понимаете: все! Как захлопнуло! Теперь что мне делать? Стреляться? Повеситься? Ну, я виноват, я жене изменил! Но это любовь. Не разврат, не забава! Любовь, понимаете? С первого взгляда!

– Еще бы. Конечно, я вас понимаю, – сказала Полина и слезы сглотнула.

– Какая вы милая. Вы – просто чудо! Ведь я поделиться ни с кем и не мог. Ходил, а в душе – как утюг раскаленный. Увидел вас и полегчало. Вы чудо! Теперь мы друзья. Мы друзья ведь, Полина?

– Да, Костя, друзья, – прошептала Полина.

– Домой сейчас просто хоть не приходи! А Нина все чувствует, все понимает! Курить начала. Ей, конечно, ужасно. И Катя в Ташкенте опять. Я один. К друзьям не пойдешь, осудили все хором. «Твоя, – говорят, – лучше этой намного. Умнее, красивей». А что мне с того? Я Катю беру просто, знаете, за руку – и током шибает. А там – ничего… Да пытка какая-то… Вы понимаете?

– Конечно, я вас понимаю. Еще бы!

– Хотите, я в пять к вам зайду, посидим в кафе тут, на Ленинском? Ну, ненадолго?

– Простите, но мне очень нужно домой. Там мама одна, и я ей обещала.

И оба они поднялись.

– Не хотите? – сказал ей герой ее сна. – Почему? Ну, ладно. Увидимся завтра. Спасибо.

В библиотеке она спряталась за Большой советской энциклопедией и рыдала так, что грудь ее чудом не лопнула. Она закрывала рот обеими руками, засовывала в него волосы, стараясь замять эти страшные звуки, которые то зажимали ей горло, то вдруг разрывали его, как бумагу. Слава богу, что никто не зашел в комнату, пока она рыдала. Случайность, конечно: всегда там толпилось полным-полно разных научных сотрудников.

Она ведь не будет его избегать. Не будет, не сможет. А значит, придется всю жизнь так промучиться. Что он сказал? Ах да! Он спросил: «Мы – друзья?» Какие друзья, когда я умираю! Убей меня лучше! Да, лучше убей.

Татьяна Федюлина, начальница одной из ведущих лабораторий, но очень несчастная в жизни семейной, несколько раз пыталась поговорить с Полиной по душам. Полина молчала и плакала горько. Татьяна ее, как могла, утешала:

– Ну, слезки утерли. Утерли? Вот так. Теперь давай носик немножко попудрим. А то кто увидит и скажет: «Вы что, Полиночка, кто вас обидел?» Тебя ведь все любят, дуреха ты глупая! Зефир ты мой розовый! Яблоко в тесте! Чего ты нашла в нем, чтоб так вот страдать? Ну, парень как парень. Курносый к тому же.

– Какой он курносый? Ты что говоришь?

– Конечно, курносый. И ноги кривые. Хотя говорят: чем кривее, тем лучше.

– Кому это лучше?

– Ну, лучше в кровати. Федюлин вон: ноги прямые, как палки. Отсюда и весь результат. И мамаша его – прямая, как палка. А сволочь! Нет слов!

Татьяна махала рукой в безнадежности.

И так вот в слезах, разговорах, страданьях прошла вся московская длинная осень. Однако хотелось бы мне уточнить: не только в слезах и не только в страданиях. Полина теперь просыпалась в четыре. От сердцебиенья, от страсти, от счастья. Все тело ее нарывало и ныло. Она ведь была не зефиром, не яблоком, она была женщиной с плотью и кровью, и кровь эта мощно стучала внутри, и ноги горели, и руки сводило. Что делать! Смертельно любила, смертельно. (Ах, слово какое. Ведь страшное слово.)

Седьмое ноября отмечали в кафе «Космос». Сняли целый зал. Костя Дашевский, молодой, талантливый биолог, пришел со своею законной женой. И все пришли с женами или с мужьями. И все танцевали, и все веселились. Жена ненаглядного Кости Дашевского была почему-то не в меру веселой. Все время тянула его танцевать. А он только хмурился. Томно танцуя, жена так и липла к нему своим телом, и наша Полина боялась расплакаться. Федюлина ей подливала вина, а то даже водочки, чтобы Полина не плакала в голос у всех на виду. В конце концов вдруг отпустило, разжалось. Проклятая сила спиртного напитка! И слаб человек, и не может противиться.

Полина поправила светлые волосы и расхохоталась на весь этот зал.

– Цыганочку можешь сыграть мне? Сыграй! – сказала она пианисту с бородкой.