Полина (СИ)

– На тебя Ната не чихала? – Вежливо поинтересовалась дочка Сенатора. – По моему, гадания – это её амплуа.

– Пока мы думаем, как убить время, время убивает нас, – сказал механизм.

– У меня складывается подозрение, – медленно сказала владелица аппарата, – что мой Совёнок не горит желанием с тобой общаться.

– Почему?

– Потому что он только что очень вежливо и грамотно послал тебя! – Нетактично отрезал Мишутка.

Полина с удивлением взглянула на него: вот уж от кого-от кого, но от Мишутки она такой прямоты не ожидала. Или у них с Катей какой-то конфликт?

Надо бы разобраться на досуге.

– Мудрость не в том, чтобы послать, а в том, чтобы помочь пойти, – вдруг сказал робот.

Мы втроём долго ошарашенно смотрели друг на друга, потом оглушительно расхохотались.

Обстановка сразу разрядилась.

– Странный ты человек, – сказала Полина Кате – тебе интереснее болтать с роботом, чем с человеком, который его запрограммировал. Хоть понимаешь, что это не логично?

Та кивнула: да, мол, понимает, но, тем не менее, продолжала влюблённым взглядом пялиться на говорящую коробочку.

Полина бы могла упрекнуть её в глупости, но решила не лицемерить: проведя краткий самоанализ, счастливая владелица замысловатого механизма поняла, что говорить с Совёнком ей тоже куда интереснее, чем болтать с Мишуткой.

"А кто сказал, что мы – женщины – должны быть логичными?" – Подумала она.

Катя ещё немного посидела с ребятами и, чувствуя себя лишней, ушла к себе.

– Не умею я сходится с людьми, – пожаловалась Полина. – Половина из них мне кажутся глупыми, остальные – пресными.

– Как это – пресными?

– Безвкусными, словно церковные просфоры. Не интересными, словно анекдоты дауна. Серыми, словно средневековые кардиналы. Не знаю, как тебе ещё понятнее объяснить.

Вряд ли Мишель понял что-нибудь из её монолога, но решил больше ничего не спрашивать, иначе разговор грозил затянуться до бесконечности.

– Ты в Бога веришь? – Вдруг спросил Мишель.

– Чего это ты вдруг? – Удивилась Полина.

– Ну, ты про просфоры заговорила… Ты что, пробовала их когда-нибудь?

– Пробовала несколько раз, иначе бы не говорила про них. А в Бога, скорее не верю, чем верю.

– Почему?

– Слишком хорошо знаю историю религий, – отрезала девочка, таким тоном, что Мишель сразу понял – тему нужно закрыть.

Оказавшись в комнате, Полина принялась возиться с черепахой: накормила, попыталась попоить, но та активно сопротивлялась, смоченной в тёплой воде тряпкой начисто вытерла Чапе панцирь, под конец даже чмокнула её в носик. Мишутка наблюдал за подругой с гримасой ревнивого мужа, наконец не выдержал:

– Сколько можно бегать вокруг этого зверька?

– А это ничего что папа с мамой постоянно вокруг тебя бегают? – Спокойно осведомилась Полина. – Это тебя не смущает?

– Они бегают, потому что они меня родили и поэтому отвечают за меня, – чуть путанно пояснил мальчик

– У Чапы тоже никого кроме меня нет, – тихо ответила девочка, – и о ней никто больше не сможет позаботиться. А если она погибнет, то морально нести за это ответственность придётся именно мне. А к этому я не готова. Об этом ты не думал?

Мишель не ответил, но по его лицу стало понятно: ничего такого ему даже в голову не приходило.

Минут через десять, стоило только Полине углубиться в чтение, в комнату появился дядя Альфред.

– Полиночка! – Объявил он. – У меня сегодня прилив вдохновения. Я готов тебя рисовать!

Ей хотелось ответить, что ОНА не готова сегодня рисоваться, но художник пылал таким искренним энтузиазмом, что девочка смирилась.

Оказавшись в студии, она не уселась, как привычно, на своё место, а подошла к накрытому мольберту, и решила взбунтоваться:

– Пока Вы мне не покажете, что нарисовали, я не буду позировать!

Дядя Альфред был в замешательстве:

– У меня такое правило: пока я не закончу работу…

– …заказчик не должен её видеть, – докончила Полина. – А я – не заказчик. Заказчик – это кто? Тот, кто захотел иметьэту картину, а это именно Вы. Поэтому я никак не могу являться заказчиком. Улавливаете мою мысль?

Дядя Альфред закивал:

– Я немножко другое имел в виду. Я хотел сказать, что не показываю картины тем, кого на них рисую.

– Хотел сказать, но не сказал, так ведь? – Уточнила Полина. – Значит, чисто теоретически, я этого не знаю.

Ей наскучил диалог. Удивляясь собственной наглости, девочка подошла к мольберту и рывком сбросила с него накидку.

Нарисованное на холсте заставило её окаменеть. С минуту расширившимися глазами дочка Сенатора разглядывала рисунок, затем медленно перевела глаза на художника:

– Это в самом деле я? – Спросила она.

Тот, волнуясь, кивнул. Взгляд девочки снова, будто притянутый магнитом, сполз на рисунок.

Раньше она могла часами пялиться в зеркало и видеть там самого обычного ребёнка. Конечно, девочка убеждала себя, что не ребёнок, тем более, не совсем обычный, но, если не кривить душой, Полина ничем особенным от своих сверстниц не отличалась.