На холсте Полина видела свои черты лица: глаза, брови, губы, волосы, нос, уши, всё по-отдельности принадлежало именно ей и никому больше. Но всё вместе – это было нечто такое, чему нельзя было дать определение. На рисунке Полина была возвышеннее, одухотворённее, в конце-концов красивее, чем есть на самом деле. Дядя Альфред изобразил её сидящей на большом камне на морском берегу в лёгкой белой накидке; девочка мечтательно смотрела вдаль, туда, где на горизонте виднелось крошечное пятнышко алого паруса.
"Ассоль! – Поняла она. – Я в образе Ассоль."
Картина была почти закончена, остались лишь кое-какие мелкие детали.
"Он ведь самый настоящий гений! Как я раньше не смогла этого разглядеть! НУ, и что с того, что малость чудаковатый, талантливые люди – они все такие. Вон, Ван Гог был таким идиотом, что ухо себе отрезал, а его картины до сих пор на аукционах покупают!" – Всё это пронеслось в голове Полины за считанные мгновения.
В другое время и в другом месте Полина попыталась бы сделать равнодушный вид и проронить какое-нибудь язвительное замечания, теперь же, неожиданно для себя самой, она заискивающе поинтересовалась:
– А когда Вы дорисуете, Вы куда денете картину?
– Тебе подарю, – как нечто само собой разумеющееся ответил художник. – Или ты хочешь оставить её мне? Не понравилось, значит?
– Ещё как понравилось! – С горячностью воскликнула Полина. – Я себя ТАКОЙ никогда не видела!
– Ты и есть такая, – с лёгкой улыбкой ответил Дядя Альфред. – Только это нужно разглядеть.
Следующие два с половиной часа она сидела как приклеенная, а когда в дверь заглянул Мишель, которого насторожило столь долгое отсутствие подруги, она сделала зверское лицо и цыкнула – тот сразу исчез.
Когда дядя Альфред сказал, что на сегодня, пожалуй, хватит, она подбежала к холсту и снова долго разглядывала своё изображение. Ассоль не была её любимым персонажем, Полина прочитала "Алые паруса" в глубоком детстве и тут же забыла. Только теперь она поняла, что, как любая девочка, готова ассоциировать себя с героиней Грина. Жажда счастья есть у любого человека. Мужчины самодостаточны, они по натуре – воины, и сами делают свою судьбу. А женщинам только и остаётся что сидеть на берегу и ждать своего принца.
– Вы скоро закончите? – Спросила она, выходя из задумчивости.
– Дня через два. Тут очень много мелких деталей, которые нуждаются в прорисовке. На сюжет композиции они не влияют, но создают общее впечатление от картины. А оно, зачастую, является основой картины.
– Вам, наверное, не дают покоя лавры Грёза? – Предположила Полина.
– Кого-кого? – Удивился дядя Альфред.
– Жан-Батист Грёз, – уточнила девочка. – Это такой художник. Родился во Франции, на Земле. То-ли в восемнадцатом, то-ли в девятнадцатом веке. Он тоже любил всякие милые девичьи головки рисовать.
– Грёз?! – Взревел живописец. – Как ты можешь сравнивать мои картины с пасторалями этого… этого…
– …масона, – услужливо подсказала Полина. – … этого сентиментального мазилы. …этого банального пачкуна холстов. – И извиняющимся голосом добавила. – Больше вроде, ничего в голову не лезет. Ах, да! Ещё он был транжирой – получил громадное наследство, но всё промотал и умер в бедности.
Дядя Альфред пребывал в замешательстве:
– Откуда ты всё это знаешь?!
– Я любознательная. И в школе хорошо учусь.
– Он в самом деле был масоном?
– И состоял в самой большой масонской ложе того времени. Название, пардон, не помню.
– Ты очень умная девочка, – запинаясь, произнёс мастер.
– Спасибо, – мило улыбнулась Полина. – Я это знаю.
В комнате её встретил Встревоженный Мишель:
– Я думал, ты вообще никогда не уйдёшь оттуда!
Не слушая его, Полина протопала мимо и улеглась на кровать, закинув руки за голову, а когда мальчик оказался радом, тихо проговорила:
– Дядя Альфред – великий художник.
– Он тебя красиво нарисовал?
– НЕ просто "красиво". Я там такая… такая…, – она не смогла отыскать определения.
– Ясно, – вздохнул Мишель.
Некоторое время они молчали.
– Что ты сейчас будешь делать?
– Учить тебя хорошим манерам.
– Это как?
– Например, в соответствии с этикетом, твой первый вопрос должен звучать так: "Какие у Вас планы на сегодняшний вечер?" А второй: "Что Вы имеете в виду?" Понял?
– Ага.
– Не "ага", а "Вы правы, мне всё понятно".
– Вы правы, мне всё понятно, – послушно повторил Мишель.
– Вот это другое дело.
– А зачем так говорить?
– Чтобы тебя собеседники считали за умную и воспитанную молодую леди… тьфу!… молодого человека.
– А я по-твоему, умный?
– Умный-умный, – успокоила его дочка Сенатора, – но вот что касается этикета, то с этим у тебя некоторые пробелы в образовании. Но это поправимо, не переживай.
Пока Полина пыталась разобраться в хитросплетении политики средневековой Европы после войны Роз, Мишель, выклянчив у неё карту памяти, тихонько копался на своей половине комнаты, изредка пованивая оттуда чем-то терпко-техническим.
– Поосторожнее с картой! – Крикнула она ему. – Если с ней что-нибудь случится, я тебе этого не прощу!
Она, конечно, пошутила, но мальчик после этого надолго затих, и только минут через двадцать раздался его голос: