Полина

Я провела ужасную ночь. Приближаясь к замку, я теряла мало-помалу свою уверенность: граф имел, может быть, другие причины удалиться от меня, а не те, о которых мне сказал; в таком случае, как примет он мое присутствие? Приезд мой, нечаянный и неожиданный, был неповиновением его приказаниям, нарушением его власти. Я хотела было написать к нему, что я в Каэне, и подождать пока он приедет за мной, но все эти страхи, внушенные моею лихорадочною бессонницею, рассеялись, когда я на несколько часов уснула и, проснувшись, увидела дневной свет в своей комнате. Тогда вся храбрость моя возвратилась: я потребовала лошадей и через десять минут уехала.

В девять часов утра в двух лье от Буисона почтальон остановил лошадей и указал мне замок Бюрси. Извилистая дорожка вела к решетке замка. Он спросил меня, точно ли я туда еду, я отвечала утвердительно, и мы отправились.

Приехав, мы нашли ворота запертыми, долго звонили, но никто не отворял. Я начала раскаиваться, что не предупредила о своем приезде. Граф и друзья его могли уехать куда-нибудь на охоту: в таком случае, что оставалось мне делать в этом замке, в котором я не могу, может быть, приказать, чтобы мне отворили ворота? И неужели должна буду дожидаться их возвращения в какой-нибудь дрянной деревенской гостинице? Это невозможно! Наконец потеряв терпение, я вышла сама из экипажа и стала звонить изо всей силы. Тогда живое существо появилось между листьями деревьев. На повороте одной аллеи я узнала малайца, сделала ему знак поспешить, и он пришел отпереть мне. Я не села в карету, а побежала по той же аллее, по которой шел малаец. Вскоре я заметила замок: при первом взгляде он показался мне в довольно хорошем состоянии, я бросилась к крыльцу. Войдя в переднюю, услышала голоса, толкнула дверь и очутилась в столовой зале, где Гораций завтракал с Генрихом, на столе с правой стороны у каждого из них лежало по паре пистолетов.

Граф, заметив меня, встал и побледнел так, как будто ему сделалось дурно. Что касается меня, то я так дрожала, что едва могла стоять на ногах, и упала бы, если бы он не подбежал и не поддержал меня.

— Гораций, — сказала я, — простите меня, я не могла жить вдали от вас… я была очень несчастлива, очень беспокоилась… и решилась вам не повиноваться.

— И вы сделали очень дурно, — сказал граф глухим голосом.

— О! Если хотите, — вскричала я, устрашенная его голосом, — я ворочусь сию же минуту… Я видела вас… вот все, что мне нужно.

— Нет! — сказал граф. — Так как вы уже здесь, то останьтесь и будьте дорогою гостьей.

При этих словах он обнял меня и потом, сделав усилие над самим собой, принял то наружное спокойствие, которое иногда пугало меня более, нежели лицо, раздраженное порывами ужаснейшего гнева.

XI

Однако мало-помалу эта ледяная холодность графа рассеялась, он проводил меня в комнату, мне отведенную и отделанную во вкусе времен Людовика XV.

— Да, я помню ее, — прервал я, — это та самая, в которую я входил. О Боже мой! Боже мой! Я начинаю все понимать.

— Там, — продолжала Полина, — он просил у меня прощения за манеру, с которой принял меня; но удивление, причиненное ему моим приездом, страх лишений, которые должна буду переносить в продолжение двух месяцев в этих старых развалинах, были сильнее его. Впрочем, так как я всем пренебрегла, он очень рад и постарается сделать пребывание мое в замке как можно менее неприятным; к несчастью, ему нужно сегодня же или завтра отправиться на охоту, и, может быть, он должен будет оставить меня на один или на два дня; но он не станет давать более новых обязательств в этом роде и я буду ему предлогом, чтобы от них отказываться. Я отвечала ему, что он совершенно свободен и что я приехала не для того, чтобы мешать его удовольствиям, но чтобы успокоить свое сердце, устрашенное слухами об этих ужасных убийствах. Граф улыбнулся.

Я устала от дороги, легла и заснула. В два часа граф вошел в мою комнату и спросил: не хочу ли я прогуляться по морю? День был прекрасный, и я согласилась.

Мы сошли в парк. На берегу маленькой речки мы нашли красивую лодку; форма ее была продолговатая и странная. Гораций сказал мне, что она сделана по образцу гавайских лодок и что этот вид конструкции намного увеличивает ее быстроту. Мы сели в нее: Гораций, Генрих и я; малаец греб веслами, и мы быстро подвигались вперед по течению. Войдя в море, Гораций и Генрих распустили длинный треугольный парус, который был обвязан вокруг мачты, и без помощи весел мы понеслись с чрезвычайной быстротой.

Я увидела океан в первый раз в моей жизни. Это величественное зрелище поглотило меня совершенно, так что я и не заметила, как мы подплыли к небольшому челноку, делавшему нам сигналы. Я была пробуждена от моей задумчивости голосом Горация, который закричал кому-то из людей, находившихся в челноке:

— Гей! Гей! Господин моряк, что нового в Гавре?

— Ей-Богу, немного, — отвечал знакомый голос. — А в Бюрси?

— Ты видишь, неожиданный товарищ, приехавший к нам, старинная твоя знакомая, госпожа Безеваль, жена моя.

— Как! Госпожа Безеваль? — закричал Макс, которого я узнала.