Полёт: воспоминания

Струилось мирно солнце из окон.
За стенкой вновь гремел магнитофон.
Я был разбит.
Я весь был потрясен!..
И бесконечно рад, что это — сон.

Этот стих я написал уже в зрелом возрасте, когда многое узнал и многому научился. Чем больше я учился, чем больше я познавал и набирался жизненного опыта, тем чаще меня мучил вопрос: «А что я такое, зачем я появился в жизни этой, какова моя цель и задача, каково моё назначение и, что я должен делать?» Видно, так уж устроен человек, что днём ему некогда думать о главном: днём его голова забита сиюминутным, насущными мелочами, которыми он живёт в каждодневной жизни.

Некогда ему думать днём о главном.

Думать о главном он может только ночью, когда оказывается один на один с бездной Вселенной, когда мелочи будней уходят в мертвецкий сон, спасающий человека от безумья. И тогда откуда-то из подкорки в спящем мозгу всплывает главное, то, о чём ему размышлять днём некогда. И приходит это главное к нему именно во сне. И вскакивает он ни свет ни заря, и мечется по собственной кухне бормоча, чтобы не потерять, и хватается за карандаш, пытаясь зафиксировать на клочке газеты то, что снизошло к нему от Вселенной, и слёзы давят его, когда чувствует он своё бессилие выплеснуть эту громаду, свалившуюся на него…

Только не у каждого это бывает явно.

Другой просто забеспокоится, заворочается в непонятности ночного кошмара, потом, кряхтя, поднимется, проклиная какую-то чертовщину, что привиделась во сне, хлебнёт кваска или рассолу — и на боковую. Такие люди живут долго, и им жить легче.

Я хотел рассказать тебе, читатель, о ночи.

О лётной ночи.

А получилось так, что я рассказал просто о ночи.

О ночи откровения, о ночи самоосмысления, самосозерцания.

Стар стал я, мысли обуревают, в вечность, во Вселенную влекут…

Ну, да это ещё успеется.

А пока я хочу повести тебя на ночной аэродром, в ту волшебную и загадочную лётную ночь, которую разве, что во сне только и увидишь.

Итак — ночные полёты.

Ночной аэродром живёт той же самой обычной лётной жизнью, так же взлетают и садятся самолёты, так же точно их готовят к вылету и проводят послеполётное обслуживание…

Но жизнь ночного аэродрома изнутри оказывается совсем другой: движения становятся осторожными, внимание повышается вдвое против дневной, здесь уже довлеющим становится «семь раз отмерь — один раз отрежь». Ночь не терпит дневной разухабистости, лихости, резкости в движениях и решениях. Ночь есть ночь.

Ночные полёты обычно начинаются за час-другой до темноты с таким расчётом, чтобы кому необходимо прихватить дневной полетик. Вообще-то, если подойти с точки зрения НПП (Наставления по производству полётов), то мешать ночные полёты с дневными запрещено. Положено перед сумерками дневные полёты приостановить, сделать как бы переход к ночной плановой таблице.

Это всё обусловлено методикой, а методика, как и Наставление, пишутся кровью. Позже, когда я уже занимался контролем и управлением полётами, я строго стоял на страже этих документов, и не всегда командиры частей радовались моей фамилии… Но это уже потом, когда я познал, что стоит за нарушением документов, регламентирующих лётную работу. А когда сам летал — меня раздражали любые преграды, любые помехи, которые вносились руководством.

Ну, да ладно, не будем буквоедами: это уже прошло. Просто в реальной лётной работе, особенно при вылетах с боевого дежурства, когда я уже имел достаточную подготовку, случалось и такое, что приходилось взлетать днём, а садиться ночью. Вот приблизительно о таком полёте я и расскажу.

Пока самолёт летит на высоте — повсюду царствует день, солнце, уставшее за день, клонится к горизонту, но по-прежнему льёт свои благостные лучи на землю. Только земля тоже устала, ей хочется спать, и она начинает готовиться к ночи, укутываясь в голубую дымку. И вот уже дымка покрывает всё больше и больше землю, становится плотнее, и всё труднее солнцу пробиться сквозь неё к земле, всё менее проступают на ней ориентиры, становятся какими-то размытыми, нереальными. Кое-где сквозь дымку вдруг весело и удивлённо мигнёт огонёк, но тут же гаснет, испугавшись великолепия Солнца: куда ему до него! А Солнце уже на горизонте. Вот осталась половинка, вот четвертушка, вот и скрылось оно, и только громадный световой столб поднимается с того места горизонта, куда оно упало…

В небе ещё светло. На земле — уже темно.