Полис, логос, космос. Мир глазами эллина

В какой-то момент греки просто «открыли для себя варваров», осознали, что, кроме таких же, как они сами, в мире существуют еще и «иные». В полном масштабе это произошло в ходе Великой греческой колонизации, когда, покрывая своими поселениями побережья Средиземного и Черного морей, эллины-колонисты просто не могли не сталкиваться с туземным населением этих мест. Однако встреча с «иными» – это далеко не непременно и даже, пожалуй, не в первую очередь стимул к конфликтам. Как минимум не в меньшей степени это стимул к контактам. Наиболее естественный вопрос, возникающий при подобного рода встречах, – не «как мы можем им навредить?», а «что мы можем от них получить?». Такие ситуации должны были подталкивать не столько к враждебности, сколько к конструктивному диалогу.

И действительно, в архаическую эпоху принципиальной враждебности между «эллинским» и «варварским» мирами мы еще ни в коей мере не находим. Греция в эти времена еще ни в коей мере не отделяет себя от грандиозного мира Древнего Востока, на западной периферии которого она находится. Она – часть этого мира и пока не создала собственного, обособленного «античного космоса», цельного, однородного, закрытого. Соответственно, «Восток» и «Запад», «Европа» и «Азия» если и противопоставляются друг другу, то исключительно как географические, а не цивилизационные понятия. Более того, оппозиция «Европа – Азия» еще не совпадает с оппозицией «Запад – Восток», как привычно нам, а скорее уж с оппозицией «Север – Юг». Да и все еще взаимозаменяемо в этой формирующейся, мобильной ментальной вселенной. Не будем забывать, что героиня греческой мифологии Европа – та самая, давшая имя соответствующей части света, – по своему происхождению самая натуральная азиатка, дочь финикийского царя Агенора, похищенная Зевсом и перевезенная им на Крит.

Европа, похищенная из Азии… В этой мифологической метафоре кроется глубокий смысл. Развивая ее, подчеркнем, что в течение архаического периода цивилизационного «похищения Европы» еще не произошло. Греки, особенно знатные, охотно вступают в дружественные связи со знатью и царями «варварских» стран, поддерживают с ними различные отношения, как матримониальные, так и ксенические (ксения – ритуальное гостеприимство типа кавказского куначества). Афинские аристократы Солон и Алкмеон совершали поездки ко двору царей Лидии (запад Малой Азии). Другой знатный афинянин – Мильтиад, будущий победитель персов при Марафоне, – в молодости взял в жены дочь фракийского царя и тоже был в дружбе с владыкой Лидии Крезом. Примеры подобного же рода можно было бы множить и множить, а имя им легион. Различия между миром греческих полисов и миром восточных монархий – различия политические, социальные, культурные, – разумеется, осознавались, но совершенно не воспринимались как повод для конфликта: принималось как аксиома, что обычаи у людей могут быть разными и это совершенно нормально (да, собственно говоря, немало было и отличий в образе жизни между теми или иными регионами самого греческого мира).

Здесь нельзя не вспомнить одну историю, рассказанную Геродотом: «Царь Дарий во время своего правления велел призвать эллинов, бывших при нем, и спросил за какую цену согласны они съесть своих покойных родителей. А те отвечали, что ни за что на свете не сделают этого. Тогда Дарий призвал индийцев, так называемых каллатиев, которые едят тела покойных родителей, и спросил их через толмача, за какую цену они согласятся сжечь на костре своих покойных родителей. А те громко вскричали и просили царя не кощунствовать. Таковы обычаи народов, и, мне кажется, прав Пиндар, когда говорит, что обычай – царь всего»[337] (Геродот. История. III. 38).

В пестром, разнообразном, сложном, огромном до необъятности мире приходилось жить грекам архаической эпохи. И они с жадным любопытством впитывали все новое, бросались, как в водоворот, в жизнь Востока, которая предоставляла им богатые и разнообразные возможности. Среди греческих воинов вошло в моду завербовываться наемниками в армии «варварских» правителей, которые щедро платили заподобного рода услуги, ведь военное дело в Элладе стояло на исключительно высоком уровне.

Особенно много таких наемников-греков находилось в Египте, на службе у фараонов. Одна группа этих солдат оставила о себе уникальную память. На левой ноге колоссальной статуи Рамсеса II в Абу-Симбеле, на юге Египта, и по сей день сохраняются надписи на древнегреческом языке. Перед нами – не что иное, как имена: Архонт, Пелек, Гелесибий, Телеф, Пифон… Что все это значит? Загадка разгадывается просто: несколько эллинских воинов из числа участвовавших в 591 г. до н. э. в походе фараона Псамметиха II к южным границам его страны, были поражены грандиозностью увиденного. И их реакция была столь понятной и естественной даже для нас, людей XXI века: немедленно «увековечить» свое присутствие. Вот в какую глубокую древность уходит обычай оставлять «автографы» на разного рода экзотических достопримечательностях.