Полис, логос, космос: мир глазами эллина

М. Вебер очень удачно определил человека античной полисной цивилизации как «политического человека», в отличие от «экономического человека» Нового времени[234]. Тому же ученому принадлежит и другое меткое наблюдение: в греческих полисах мы не встречаем, даже в зачаточной форме, ничего похожего на цеховую организацию в экономике, столь характерную для европейского города, начиная со Средних веков (цехами тогда назывались объединения ремесленников одной специальности, замкнутые корпорации взаимопомощи, создававшиеся с целью обеспечения наиболее благоприятных условий производства и сбыта своих изделий).

Впрочем, одно исключение все-таки было, и оно в высшей степени характерно. Цехом, но не экономическим, а «политическим цехом» Вебер называл сам гражданский коллектив полиса[235]. И действительно, этот коллектив являлся замкнутой привилегированной корпорацией, доступ в которую для всех посторонних был чрезвычайно затруднен.

Видный отечественный историк античности Геннадий Андреевич Кошеленко выдвинул интересную гипотезу, в центре которой – «противоречие между двумя социальными структурами: городом и полисом. Город – как олицетворение производства (в первую очередь ремесленного производства) и товарно-денежных отношений вступал в конфликт с полисом, как социальным организмом, основанным на общинных началах и допускающим только ограниченное развитие ремесла и товарно-денежных отношений»[236].

С противопоставлением города полису, пожалуй, далеко не во всем можно согласиться. Однако безусловно верно суждение: «…Подрыв экономической основы полисного строя порождается в значительной мере ростом производства, товарного обмена и сопутствующими им факторами»[237]. В сущности, полис ставил определенные границы рыночным отношениям. Если же последние перерастали эти границы, полис оказывался в состоянии кризиса.

Свобода и… неравенство

«Свобода, равенство, братств о» – нам привычно, что со времен Великой Французской революции конца XVIII в. эти три слова стоят рядом. Если исключить из этой триады «братство» (риторический лозунг, вряд ли в нашем грешном мире в полной мере осуществимый на практике), то окажется, что две оставшиеся категории – «свобода» и «равенство» – в какой-то степени конфликтуют друг с другом. Общества Древнего Востока не знали свободы, но там было своеобразное равенство – равенство подданных перед лицом всесильного монарха, который мог казнить без суда и следствия в одинаковой мере последнего бедняка и первого вельможу. В античной Греции – всё наоборот: свобода получила высочайшее развитие, а вот равенства-то как раз мы в этой цивилизации не находим (впрочем, в человеческой истории существовало и существует более чем достаточно обществ, в которых нет ни свободы, ни равенства).

Как же так? Ведь прекрасно известно, что граждане древнегреческих полисов были равны между собой в политическом отношении. Во всяком случае, в идеале: реальное равенство, вне зависимости от происхождения, богатства, общественного положения, было достигнуто лишь в наиболее демократических государствах Эллады, например, в Афинах.

Между прочим, существовало две концепции равенства: «арифметическая» и «геометрическая», как их называли любившие математику греки. «Арифметическое равенство» – это действительное, полное равенство всех граждан. «Геометрическое равенство» – это совсем другое: равенство прав и обязанностей. Чем больше человек делает для полиса, тем выше должна быть его политическая роль. В рамках этой концепции, исходящей из того, что «неравные не должны быть равными», не может быть даже и речи о том, чтобы одинаковые права имели бедняк, который не в состоянии даже купить себе доспехи и встать в ряды гоплитов, и богач-аристократ, который в военную пору снарядил для государства целую триеру. Понятно, что идея «геометрического равенства» преобладала в олигархических полисах, а идея «арифметического равенства» – в демократических.

Но главное даже не в этом. Необходимо подчеркнуть: равенство, отсутствие юридически разграниченных сословий и каст распространялось именно только на граждан. Остальные слои населения оно никак не затрагивало. Можно сказать, что гражданский коллектив по отношению к прочим жителям полиса был самой настоящей привилегированной кастой. Особенно ярко это видно в Спарте, где в сравнении с гражданами-спартиатами все другие лица были практически бесправными. Но и в демократических Афинах демократия не имела никакого отношения к женщинам, метэкам, не говоря уже о рабах.

Античный мир был полем, где сосуществовали самые различные правовые положения, статусы, сословия. Это воспринималось как нечто вполне естественное: еще не возникло представления об абстрактном равенстве всех людей «от природы». Иная ситуация в те времена была и немыслимой. Ведь еще не прозвучала проповедь христианства, не раздались знаменитые слова апостола Павла: «Нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе»[238].