Читаем Полис, логос, космос: мир глазами эллина полностью

Кроме того, мировоззрению античных эллинов была в высшей степени свойственна пластическая, «скульптурная» идея меры и формы. Ко всему безмерному, беспредельному грек испытывал инстинктивное отвращение, отождествляя его с неоформленным, хаотичным. «Ничего слишком», «Лучшее – мера», – такие афоризмы часто раздавались из уст мудрецов архаической эпохи. Именно чувство меры породило едва ли не все крупнейшие достижения древнегреческой культуры: и доведенные до совершенства очертания статуй, и отточенную ритмику поэтических произведений, и «самодостаточные» космогонические системы философов… А на политическом уровне то же чувство меры жило в концепции полиса.

Полис был, помимо всего прочего, еще и произведением искусства. Грек любовался им, как художественным изделием своего ума и рук. Огромные древневосточные державы, непрерывно расползавшиеся вширь и не знавшие предела, должны были представляться ему чем-то чуждым и даже чудовищным.

Вот что пишет по этому поводу самый универсальный древнегреческий мыслитель – Аристотель, которому, пожалуй, удалось в своих многочисленных трудах с наибольшей полнотой выразить дух античного мировоззрения: «Опыт подсказывает, однако, как трудно, чтобы не сказать невозможно, слишком многонаселенному государству управляться хорошими законами; по крайней мере мы видим, что все те государства, чье устройство слывет прекрасным, не допускают излишнего увеличения своего народонаселения… Для величины государства, как и всего прочего – животных, растений, орудий, существует определенная мера… Так, например, судно в одну пядь не будет вообще судном, равно как и судно в два стадия (стадий – около 180 метров – И. С.[16].

Греческий полис как бы сам обозначал себе пределы, ставил в какой-то момент точку в собственном расширении. Для каждого конкретного полиса эти пределы роста, разумеется, были неодинаковыми. Для Афин они совпали с пределами области Аттики. Спарта пошла дальше: для нее точкой в расширении полисной хоры стало покорение, вдобавок к Лаконике, еще и Мессении. Да, собственно, Спарта, насколько можно судить, уже переросла необходимые пределы, превзошла заданную ей меру, и отсюда – все трудности, которые это государство в дальнейшем испытывало, и все перипетии его странной судьбы.

Но для подавляющего большинства полисов этот предел расширения должен был наступать едва ли не сразу же после их возникновения. Приходилось переходить с экстенсивного пути развития на интенсивный, то есть выживать не за счет присоединения новых территорий, а за счет оптимального использования имеющихся ресурсов – как материальных, так и духовных, человеческих. А это в цивилизационном плане, конечно же, было благом.

* * *

Город был центром полиса, его столицей, в нем порой проживало более половины всего полисного населения. Впрочем, такое случалось не всегда. Например, в Афинах – одном из крупнейших полисов – ситуация была иной. Вот как рассказывает Фукидид об эвакуации всех жителей афинского полиса из сельской местности в город в начале Пелопоннесской войны со Спартой, – чтобы враг, вторгнувшись на территорию государства, не нанес ущерб людской силе.

«Тяжко было афинянам покидать насиженные места, так как большинство их привыкло жить на своих полях. Такой образ жизни, более характерный для них, чем для других эллинов, афиняне вели с давних пор… Афиняне долго жили на своей земле самостоятельными общинами. И даже после политического объединения большинство населения Аттики (как в древности, так и в последующее время, вплоть до этой войны) по старинному обычаю все-таки жило со всеми семьями в деревнях. Поэтому-то теперь афинянам было нелегко переселиться в город и бросать свое добро… С грустью покидали они домашние очаги и святыни, которые всегда привыкли почитать еще со времен древних порядков как наследие предков. И для всех них – деревенских жителей – предстоящая перемена в образе жизни была равносильна расставанию с родным городом»[17].

Однако характерно, что противопоставления города и деревни в греческой античности еще не возникло. В обществах многих других эпох город и деревня воспринимаются как антагонистические, противоположные друг другу начала. Город выступает как средоточие деятельности торгово-ремесленной части населения, где вырабатывается специфический городской образ жизни, а крестьянство обитает исключительно в сельской местности. Такая ситуация сложилась в эпоху средневековья и существует, в общем, по сей день. В античной Греции было иначе: противопоставления города и деревни не наблюдалось, они воспринимались не как противопоставленные элементы, а как необходимые части единого целого. Применительно к полисному миру древней Эллады приходится говорить о самых настоящих аграрных городах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука