Она была из тех натур, которые называют «гедонистами», это те, которые высшим идеалом жизни считают наслаждение. Любую трудность в жизни она умела обратить в удовольствие. «Что ни делает Господь – всё к лучшему!» – было её девизом. Конечно, такую жену одну нельзя отпускать на отдых, но я и не делал это. Пока у нас не было детей, мы все 24 часа в сут-ки проводили вместе. Вера ехала вместе со мной в ресторан, я – по своим делам, а она по своим. Развлекала, как могла, по-сетителей, со многими перезнакомилась. Люди признавались, что пришли только для того, чтобы повидаться с «ангелочком», как они, называли Веру. Вера, как могла, помогала мне закан-чивать мой заочный ВУЗ и сделаться дипломированным ресто-ратором. Помощь заключалась в том, что Вера сидела рядом со мной, пока я зубрил учебники и писал дипломную работу. Стали мужем и женой мы с Верой в апреле 2000 года, хотели об-венчаться, но шёл пост – не венчали. Посоветовали венчаться на Красную горку.
Красная Горка – это древнерусский, ещё дохристианский на-родный праздник. С наступлением христианства его приурочи-ли к так называемому Фомину воскресенью. Обычно на Красную Горку справляют свадьбы, а также, что само по себе удивительно,
206
поминают покойников на кладбище. Но, как и после свадьбы, так и после поминания, устраивался праздник.
По церковному календарю Красная Горка, он же Фомин день, называется удивительно – Антипасха. Но ничего противохристи-анского здесь нет, всё в порядке. Это было первое воскресенье после Пасхи, после длительного поста, когда разрешается таин-ство венчания. «Кто на Красную Горку жениться, тот вовек не раз-ведётся!» – эта народная примета такая.
Вот ещё и поэтому мы с Верой, уже законные – ЗАГСовские муж и жена обвенчались в день Красной Горки. Записались на венчание задолго, на Красную Горку – очереди неподъёмные! Но всё-таки «пробились» – обвенчали нас в церкви святых Адриана
Наталии, неподалёку от Лосиного Острова.
ещё одно важное, печальное, и где-то ритуальное действо провели мы в этот же день на Красную Горку. Помните устное – может придуманное, а может сказанное в сердцах «завещание» Веры – старшей: после смерти развеять её прах над милой её сердцу речушкой Лось, протекающей через Лосиный Остров? Мы – родные и близкие Веры: я, сестра Вера и отец Арнольд, по-совещались и решили исполнить её волю. Хоронить урну с пра-хом Веры на кладбище я просто не соглашался – тогда бы мне пришлось считать её умершей, с чем я просто не смог бы при-мириться. С другой стороны, держать урну с прахом в спальне, да и вообще в жилом помещении – неожиданно и странновато. А поступить так, как желала того сама Вера всем показалось раз-умным. Во-первых, речушка Лось протекала близ нашего дома и ресторана – туда в любой момент можно было пройти и помянуть Веру. Как живую – так просила она!
Для меня же отсутствие могилы Веры, конкретного места с надписью, кто здесь захоронен, и физического наличия там её праха, означало, что она жива. Просто душа её переселилась в тело её сестры с таким же именем и отчеством, и к тому же нео-быкновенно похожей на неё внешне. Для меня – мужа обеих се-стёр, они слились в одну – мою нынешнюю жену Веру.
здесь нельзя не вспоминать непонятную фразу отца обеих сестёр Арнольда Шварца. Когда ему сообщили о смерти его стар-
207
шей дочери Веры, он, улыбнувшись какой-то странной улыбкой, тихо сказал: «Она жива!». Видимо, как и я, он считал, что Вера – старшая продолжает жить в младшей Вере.
Мы хотели развеять прах Веры в годовщину её смерти, но вспомнили, что реки в январе покрыты льдом. Поэтому мы вы-брали для этого печального действа день Красной Горки – перво-го воскресенья после Пасхи. И совпал этот день с днём нашего венчания. Вернее, не совпал, а мы сами так решили.
Ведь красная Горка – и день счастливых свадеб, и поминаний. Лишь бы после этого был праздник с возлияниями, конечно! Вер-нувшись домой с венчания, я, Вера, Арнольд, Сергей, Кац и ещё несколько близких друзей, пошли на берег речки Лось. Я с трепе-том взял в руки драгоценную урну и понёс её, не выпуская из рук до самой речки. Путь оказался не так короток – он занял почти час, но мы прошли всю дорогу пешком. Уже на берегу, я выбрал уступ, с которого можно было развеять прах над речкой. При гробовом молчании присутствующих я, открыл крышку урны и взглянул на крупный, зернистый «пепел». – Неужели это и есть моя Вера? – пронеслась, было, мысль, но я её отринул. Несколь-кими размашистыми движениями я рассыпал пепел над водой, а потом, поцеловав урну, закинул её на середину речки. Урна тут же затонула. Я перекрестился и проговорил: «Вечная память о тебе, дорогая!». Друзья тоже крестились и что-то тихо говорили, про себя, наверное, то же, что и я.