Политбюро-2009. Николай Александрович

Бывший первый зампред Центробанка России говорил совершенно бесстрастно. Он не громил преступный чекистский режим. Он говорил об уже принятых решениях правительства России. О том, что зарплата бюджетникам в 2010 году повышаться не будет. О том, почему не идут и не пойдут инвестиции. О том, что ни одна крупная – показательная! – стройка в России не заморожена, хотя прибыли никому, кроме подрядчиков, она не приносит. О том, как в регионах все сильнее чувствуется нехватка средств…

И о том, что впервые за многие годы новый кредит для Беларуси, если он потребуется, станет предметом более чем реального обсуждения и в правительстве, и, возможно, публичных дебатов в думских комитетах. Потому что на эти деньги можно поднять зарплату собственным российским бюджетникам на 6 %.

И на мой вопрос, что будет с белорусским долгом России, который мы обязаны начать выплачивать в 2012 году, Алексашенко ответил буднично:

— Это будет предметом торга в 2012 году.

Вы не поняли его, уважаемый читатель?

Я – понял. Алексашенко – хорошо информированный человек, умеющий четко формулировать свою мысль.

Долг не спишут.

Лукашенко начал строить свою совхозно-муссолиниевскую утопию в 1994 году с чистого листа: Ельцин списал долг. Сейчас долг не спишут. Придется расплачиваться, сворачивая и без того скукожившиеся социальные программы: что не ограничит МВФ, тем пожертвуется ради обслуживания нашего долга России.

Но государство, построенное Александром Лукашенко, не может существовать без дотаций. Государство, в котором люди, способные обеспечить сами себя, прокормить себя без подачек со стороны этого государства, оказываются в тюрьме – такое государство не может существовать!

Если Лукашенко будет в 2012 году президентом Беларуси, долг не спишут. Я убежден в этом.

И – что тогда?

Площадь?

Но это не будут студенты, интеллигенты, поэты, которых можно разогнать дубинкой. Это – повтор 1991 года.

Дети, сидящие сегодня в тюрьмах по «политическим» статьям, этого не помнят. А я помню. Мне было двадцать пять лет – столько, сколько будет Коле Лукашенко еще не скоро. В апреле 1991 года минские заводы остановились. Рабочие пришли на площадь. Милиция не осмеливалась не только помешать им – даже задержать зачинщиков. Потому что если бы хоть одного арестовали – милицию просто смели бы по всему городу. На площади Ленина единовременно находилось до ста тысяч человек. Транспорт почтительно старался им не мешать.

Даже пятьдесят тысяч человек никто не остановит. Тем более – рабочих.

Если эти люди выйдут на площадь в 2012 году – выбора не будет. А шанс, что господин Кризис выведет их, есть даже в России – и его боятся и Медведев, и Путин. Лояльность этих людей будут они покупать подачками – а вовсе не лояльность какого-то Лукашенко. Уходит? Пусть уходит. Долговые обязательства уже подписаны и будут предметом торга не с ним, так с преемником.

Если будет преемник.

ПРЕЕМНИК

Лукашенко сказал когда-то:

— Никакого сына я в преемники не готовлю. Разве что – младшего. Талантливый растет человек.

Он сказал главное: он не готовит сына в преемники. Сын может дать гарантии отцу. Но не сопернику.

Девятого мая с Александром Лукашенко было только двое сыновей – Виктор и Дмитрий.

Третьего июля с Александром Лукашенко был только один сын – Николай.

Им трудно договориться. Проще – с чужим человеком. А еще проще – не договариваться ни с кем. А зачем?

Восемнадцать лет без малого он обеспечивал минские заводы работой, платил пенсии старикам, пособия женщинам. Он давал кредиты и следил за справедливостью приемных экзаменов в университетах. Он строил жилье. Он проводил «Дожинки». Он был для своего электората всем.

И если после ухода его кто-то пальцем попробует тронуть, люди вспомнят это. Лукашенко долго еще будет оставаться самым популярным политиком страны – во время кризиса новая власть будет вынуждена с этим считаться.

А кризис у нас надолго. Господин Кризис. Его оставит в наследство Лукашенко своему преемнику – если уйдет на этих выборах. А если останется – то останется с ним.

Таков выбор первого президента Беларуси: с кем он – с властью, то есть, с кризисом, или с младшим сыном. С единственным, кто любит Александра Григорьевича Лукашенко не за то, что он «батька», а за то, что он – папа.