Политбюро и дело Берия. Сборник документов

ОТВЕТ: Нами были получены данные о том, что Хазан в 1927 г. или в 1928 г. в Одессе был связан с группой учащихся, примыкавших к троцкистской оппозиции. Кажется, в этой связи он был арестован и отстранен от работы.

ВОПРОС: Следовательно, Хазан, будучи сам троцкистом, по вашему поручению занимался расследованием дел в отношении лиц, арестованных за принадлежность к троцкистам?

ОТВЕТ: Только не по моему поручению. В качестве начальника СПО я стал работать с 1937 г., и Хазан работал начальником I отделения СПО до моего назначения. В Грузию он был переведен из Москвы. Ничего, политически компрометирующего Хазана, я в тот период не знал. Когда впервые я узнал о связи Хазана с группой примыкавших к троцкистской оппозиции и при каких обстоятельствах я об этом узнал — не помню.

ВОПРОС: Вам известно, что в 1938 г. в отношении Хазана было возбуждено уголовное дело, который обвинялся в провокационных методах следствия и грубых нарушениях социалистической законности?

ОТВЕТ: Да, смутно помню.

ВОПРОС: Почему Хазан не был привлечен к уголовной ответственности?

ОТВЕТ: Точно я не помню, но, по-моему, было указание Гоглидзе ограничиться его увольнением из органов, учитывая его положительную работу, проделанную им в Грузии.

ВОПРОС: Вы признаете, что Хазан не был привлечен к уголовной ответственности в результате покровительства с вашей стороны и Гоглидзе?

ОТВЕТ: Я ему никакого покровительства не оказывал.

ВОПРОС: Чем же в таком случае объясните такое снисходительное отношение к решению вопроса об ответственности Хазана, который, как вы сами говорите, принадлежал к троцкистской оппозиции и обвинялся в провокационных методах ведения следствия?

ОТВЕТ: Такое решение принял Гоглидзе. Это решение он объяснил тем, что Хазан сделал много полезного за время его работы в НКВД Грузии.

ВОПРОС: За что был уволен из органов Савицкий?

ОТВЕТ: Не знаю. Он был уволен в 1939 г., после моего переезда в Москву.

ВОПРОС: Где работал Савицкий после увольнения из органов?

ОТВЕТ: До войны он работал на мясомолочной промышленности и Закме-таллургстрое. Во время войны он был начальником отдела трофейного имущества штаба Закавказского фронта.

ВОПРОС: Впоследствии по вашей рекомендации Савицкий снова был взят на работу в органы?

ОТВЕТ: Савицкий, кажется в 1942 г., подал рапорт о восстановлении его на работу в органы. Я этот рапорт направил на заключение замминистра по кадрам Обручникова с просьбой проверить, насколько основательно он был уволен из органов и соответствуют ли действительности сведения о том, что его отец бежал в Иран.

Обручников доложил через некоторое время, что Савицкий уволен неосновательно и что его отец умер где-то в Средней Азии. На этом основании, со слов 06-ручникова, Управление кадров сочло возможным удовлетворить просьбу Савицкого, которого я взял к себе секретарем.

ВОПРОС: Вы признаете, что работая в НКВД Грузии, вы специально подбирали вокруг себя преданных вам лиц, которые выполняли ваши преступные замыслы по уничтожению неугодных вам лиц?

ОТВЕТ: Никак не признаю. Я руководствовался только одним — вскрыть и ликвидировать антисоветское подполье. Людей я не подбирал, т. к. по своей должности я не имел на это права. Что касается Савицкого и Кримяна — они положительно зарекомендовали себя по чекистской линии и поэтому были переведены на работу вСПО.

ВОПРОС: Вам оглашается выдержка из показаний Винер Я. Е., который, касаясь Хазана, Савицкого и Кримяна, заявил:

«Через этих людей Кобулов создавал провокационные дела на лиц, которых он считал помехой на своем карьеристическом пути и которых считал нужным убрать с дороги».

Вы это подтверждаете?

ОТВЕТ: Нет, категорически отрицаю. Винер находится со мной во враждебных отношениях.

ОПРОС: Вернемся к вопросу об организованных вами преступных методах ведения следствия.

Вам оглашается выдержка из показаний Парамонова от 17.VIII.1953 г.:

«Уже тогда, общаясь с оперативными работниками, я узнал, что у нас существует практика, когда арестованные, отрицающие предъявленные им обвинения, в большинстве случаев по существу не допрашиваются и их показания нигде не фиксируются. Протоколы «без признания» вообще считались никчемными и составлялись только тогда, когда арестованные признавались. В них одно отмечалось, что тот или иной арестованный, после упорного отрицания своей вины решил стать на путь признания и считает невозможным больше отпираться. В подавляющем большинстве случаев такое признание было не результатом изобличения арестованного данными, которыми располагало следствие, а исключительно применения к нему мер физического воздействия.

Безусловно, руководство наркомата в лице Гоглидзе и Кобулова не только знало о такой порочной практике, но ее и поощряло.

Ближе с этой практикой я столкнулся тогда, когда стал помогать Савицкому в расследовании отдельных дел.

Обычно после ареста мы вызывали заключенного и по имевшимся материалам предлагали сознаться и рассказать о его антисоветской или террористической деятельности.