Политбюро и дело Берия. Сборник документов

Ни в ходе предварительного следствия, ни на суде вовсе не принимались во внимание важные обстоятельства, свидетельствующие о том, что мои отношения с бывшим вражеским руководством НКВД не носили преступного характера. Факты говорят о том, что тех, с кем у Берия, Меркулова и Кобулова действительно была близкая или преступная связь, они держали подле себя и при себе. Тогда как меня еще в 1946 году, то есть 10 лет тому назад, Абакумов не без участия его покровителей (Берия, Кобулова и Меркулова) выдворил из центрального аппарата на периферию. Произошло вскоре после того, как я направил в адрес быв.[шего] в то время секретаря ЦК Кузнецова заявление об известных мне компрометировавших Абакумова с политической стороны сведений, которые были известны и Кобулову. Не исключено, что это мое заявление было передержано соответствующим подразделением МТБ и попало в руки к Абакумову. По указанию того же Абакумова я, будучи уже в Крыму, в 1948 году был переведен в неоперативный отдел, а затем в начале 1952 года и вовсе уволен из органов без пенсии.

Если бы моя связь с быв[шими] руководителями НКВД действительно носила преступный характер, они вряд ли допустили бы увольнение меня. Они наоборот старались бы держать меня при себе, чтобы использовать меня в своих злодейских целях. Однако, как всем известно, этого не было. В начале 1953 года Кобулов даже отказался принять и выслушать меня по поводу увольнения из органов без пенсии. Когда он возвратился на работу в МВД, я подавал на его имя заявление с просьбой о восстановлении меня на работе в МГБ, на это последовал отказ с мотивировкой «из-за отсутствия вакантных мест». Можно ли после этого утверждать, что я был близок к Кобулову и состоял с ним в преступной связи?

После перевода на периферию в 1946 году я в течение двух с половиной лет возглавлял в УМГБ Крымской области следственный отдел. В течение всего этого времени никаких нарушений социалистической законности я не допускал. Больше того, начальник УМГБ Кондаков всячески третировал меня за то, что я не допускал проведения необоснованных или недостаточно обоснованных арестов. Вскоре после приезда в Крым я написал в Москву рапорт о нарушениях и недостатках в следственной работе в УМГБ Крымской области. За это быв[ший] тогда начальник УМГБ Фокин лишил меня хлебной карточки.

Не только в период до середины 1937 года (когда я работал на периферии) я участвовал в борьбе с истинными врагами партии и народа. Будучи сотрудником центрального аппарата, я весной 1940 года примерно в течение двух месяцев находился с оперативной бригадой во Львове. Там была проведена нами большая работа по выявлению и разоблачению забрасывавшихся из-за кордона эмиссаров оуновской террористической организации. Дни и ночи (почти без отдыха) я непосредственно участвовал в операциях, причем постоянно с риском для жизни, так как у каждого оуновца было огнестрельное оружие. В результате проведенных с моим участием операций было выявлено и арестовано много заброшенных из-за кордона активных участников оуновской организации, изъято значительное количество пулеметов, винтовок, револьверов, пистолетов, гранат и боеприпасов. Была также обнаружена и изъята материальная база польской антисоветской организации в виде ценностей (большое количество бриллиантов, золотых, платиновых вещей) на сумму примерно до 15 миллионов рублей золотом. За эту работу бывший нарком Украины генерал Серов наградил меня и ряд других работников НКВД именными часами.

При моем участии был пойман и разоблачен пытавшийся бежать с женой за кордон Успенский.

В период Великой Отечественной войны я участвовал в следствии по делу вскрытой в Москве террористической организации «Возрождение России». Характерно, что все без исключения работники, принимавшие участие в агентурно-оперативной и следственной работе по этому делу, были по приказу награждены. Только я один был совершенно обойден. Это ли не свидетельствует о том, что быв[шие] руководители НКВД относились ко мне хуже, чем к многим другим работникам наркомата?

Также в период Великой Отечественной войны я участвовал в выявлении и предотвращении подготавливавшегося в гор. Орске Чкаловской области вооруженного восстания против советской власти. Проводились с моим участием и многие другие операции и дела против истинных врагов партии и советского народа.

Несмотря на большую мою вину перед партией, я не окончательно потерянный для своей Советской Родины человек и могу еще быть полезен.

Я убедительно прошу Президиум Верховного Совета СССР о пощаде. Ходатайствую о проявлении величайшего милосердия в честь XX съезда великой партии о помиловании меня. Ради ни в чем неповинных моих детей, старушки-матери и жены я умоляю Президиум Верховного Совета СССР сохранить мне жизнь, для того чтобы я мог употребить свои силы на частичное хотя бы искупление самоотверженным трудом в любых условиях своей вины перед партией и народом.