Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы

Вместе с тем известные пока конфликты в Политбюро носили преимущественно ведомственный, но не политический характер. Это, конечно, не исключает того, что, занимая определённую позицию в ведомственном вопросе, член Политбюро объективно не поддерживал определённую политическую линию. Очевидно, например, что энергичные требования соратников Сталина ограничить репрессии в их ведомствах объективно укрепляли сравнительно «умеренный» курс, противостояли крайнему государственному терроризму, который одержал окончательную победу в 1937–1938 гг. Однако никаких свидетельств о наличии в Политбюро группировок, придерживающихся различных взглядов по ключевым вопросам политического и социально-экономического развития, нет. Один и тот же член Политбюро, в зависимости от обстоятельств, выступал и «радикалом» и «умеренным». Известные факты и документы (в частности, переписка между членами Политбюро) позволяют заметить, например, что особые, дружественные отношения существовали, с одной стороны, между Кагановичем и Орджоникидзе, и с другой — между Молотовым и Куйбышевым. (Напомним, что Кагановича и Молотова чаще всего числят в ярых «радикалах», а в Орджоникидзе и Куйбышеве видят опору «умеренности».) Одновременно, отношения между Орджоникидзе и Куйбышевым были далеки от безоблачных. В силу занимаемых должностей, они нередко конфликтовали. Конфликты эти начались ещё в то время, когда Орджоникидзе возглавлял ЦКК и регулярно разоблачал ошибки и «вредительство» в подведомственном Куйбышеву ВСНХ. Продолжались они и позже, когда возглавляемый Куйбышевым Госплан урезал материальные и финансовые ресурсы, выделяемые ВСНХ, а затем НКТП, которыми руководил Орджоникидзе. Взаимоотношения между членами Политбюро, таким образом, предопределялись главным образом ведомственными позициями и личными пристрастиями.

Несмотря на отсутствие политической подоплёки, ведомственные претензии соратников представляли для Сталина значительную проблему.

Традиционно сильное в России государственное начало значительно укрепилось в условиях форсированной «революции сверху». Могущественные советские ведомства, возглавляемые влиятельными руководителями, были не просто проводниками «генеральной линии». Приобретая немалую самостоятельность и вес в решении государственных проблем, они во многих случаях диктовали свои условия, усугубляя и без того разрушительную политику «скачка»: постоянно требовали увеличения капитальных вложений, противодействовали любому контролю над использованием выделенных средств и ресурсов и т.д. Огромный партийно-государственный аппарат в полной мере демонстрировал все прелести бюрократизма, косности, неповоротливости и, как обычно, настойчиво отстаивал свои корпоративные права.

После разгрома оппозиций советские ведомства и их руководители из Политбюро объективно оставались единственной силой, ограничивающей единовластие Сталина. Члены Политбюро, возглавлявшие крупнейшие наркоматы и правительственные органы, как политические деятели фактически были продуктом сращивания высшего партийного и государственно-хозяйственного руководства, что значительно увеличивало их реальное влияние. Ряд фактов позволяют также сделать предположение (которое, впрочем, нуждается в специальном детальном изучении), что московские вожди обзаводились своеобразной «клиентурой» из руководителей местных партийных организаций, государственных чиновников среднего уровня, которые нуждались в специальном покровительстве кого-либо из вождей.

Вряд ли Сталин не замечал эти чрезвычайно важные тенденции. Во всяком случае, его официальные речи и неформальные письма переполнены выпадами против бюрократизма, «героев ведомственности», «вельмож-бюрократов» и т.д.