Политическая биография Сталина. Том 2

Во всяком случае, видимо, в целях большей объективности стоит привести версию Троцкого, изложенную им в начале 30-х годов, когда он уже находился в изгнании. Троцкий писал: «К этому времени партийный аппарат был полуофициально в руках тройки (Зиновьев, Каменев, Сталин), фактически же в руках Сталина. Тройка решительно высказалась против оглашения Завещания на съезде, мотивы понять нетрудно. Крупская (в эти дни она передала документы, продиктованные Лениным во время его болезни в ЦК партии — Н.К.) настаивала на своем. В этой стадии спор происходил за кулисами. Вопрос был перенесен на собрание старейшин съезда, т. е. руководителей провинциальных делегаций. Здесь о Завещании впервые узнали оппозиционные члены Центрального Комитета, в том числе и я. После того, как было постановлено, чтобы никто не делал записей, Каменев приступил к оглашению текста. Настроение аудитории действительно было в высшей степени напряженным. Но, насколько можно восстановить картину по памяти, я сказал бы, что несравненно больше волновались те, которым содержание документа уже было известно. Тройка внесла через одного из подставных лиц предложение, заранее согласованное с провинциальными главарями: документ будет оглашен по отдельным делегациям, в закрытых заседаниях; никто не смеет при этом делать записи: на пленуме съезда на Завещание нельзя ссылаться. Со свойственной ей мягкой настойчивостью Крупская доказывала, что это есть прямое нарушение воли Ленина, которому нельзя отказать в праве довести свой последний совет до сведения партии. Но связанные фракционной дисциплиной члены Совета старейшин оставались непреклонны, подавляющим большинством прошло предложение тройки»[90].

Что можно сказать в связи с представленной версией Троцкого? Она оставляет впечатление правдоподобия, хотя некоторые моменты и вызывают сомнение. Едва ли сам Троцкий или его сторонники оставались в полном неведении относительно ленинских пожеланий. Как-то с трудом в это верится, учитывая тогдашнюю обстановку в партийных верхах. Ссылка Троцкого на фракционную дисциплину в данном случае звучит не вполне убедительно. Скорее всего, представители делегаций исходили из более глубоких соображений, поскольку понимали, что предание гласности в тот период (через несколько месяцев после смерти вождя) резких критических замечаний в адрес практически всех ведущих членов партийного руководства способно взорвать атмосферу мнимого партийного единства и сплоченности, о чем трубила вся пропаганда. Иными словами, соображения политической целесообразности, а не какой-то фракционной дисциплины сыграли здесь решающую роль. Хотя, конечно, и фракционная дисциплина, к которой пытается все свести Троцкий, не была фактором второстепенного значения.