Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1

Как свидетельствуют многочисленные факты, в том числе и публичные выступления Сталина, самым важным и самым острым вопросом, поставленным в повестку дня самим ходом событий, стал вопрос о соотношении шовинизма и национализма. Точнее сказать, речь шла о том, как определить позицию партии по отношению к этим двум опасностям, угрожавшим самими устоям вновь созидавшегося государственного устройства советской России. Упрощенно говоря, в чем виделась партийному руководству основная угроза делу государственного и национального сплочения советских республик. Был ли главным врагом так называемый великорусский шовинизм или принимавший все большие масштабы местный национализм? Именно в ответе на этот коренной вопрос пролегал водораздел в столкновении двух линий в партийном руководстве. Разумеется, было бы грубым упрощением представлять дело таким образом, будто одна часть руководства защищала шовинизм, а другая выступала поборником национализма. Столь примитивного разделения позиций, конечно, не существовало в силу вполне очевидных причин: обе стороны не могли не замечать опасности как шовинизма, так и национализма. Их разделяла в первую очередь оценка глубины и масштабов опасности того и другого, а также — в еще большей степени — практические меры, которые предполагалось осуществить в процессе выработки фундаментальных основ формирования нового государственного устройства страны.

И тем не менее, грубо упрощая, можно, разумеется, с массой оговорок, сказать, что отношение к шовинизму и национализму стало тем оселком, на котором проверялись позиции сторон. Поскольку нас интересует прежде всего позиция Сталина, попытаемся изложить его принципиальные исходные взгляды по данному вопросу.

Из выступлений и статей Сталина со всей очевидностью вытекает, что главную опасность он видел не в великорусском шовинизме, а с каждым днем набиравшем все большую силу местном национализме. Уже тогда, будучи убежденным поборником создания единого и мощного государства, будучи до мозга костей государственником, он понимал, что направление острия борьбы против великорусского шовинизма чревато в перспективе серьезными отрицательными последствиями для судеб самого государства. И как неизбежное побочное следствие такого неверного выбора направления главного удара против великорусского шовинизма станут рост и укрепление националистических тенденций. Сначала, конечно, закамуфлированные под идеи национального возрождения и ликвидацию остатков прежнего угнетения, а затем — все более откровенные, окрашенные в цвета антирусского национализма. Именно в росте этих тенденций главный специалист партии по национальному вопросу усматривал серьезные угрозы и потенциальные опасности для дела социалистического строительства, и в первую голову для оптимального решения вопроса о будущем государственном устройстве.

Здесь необходимо сделать оговорку следующего содержания. Сталин не мог в силу понятных причин выступать против критики великодержавного шовинизма. Он неизменно подчеркивал свою верность общей партийной линии, которая в этот период выдвигала борьбу против великодержавного шовинизма на первый план, усматривая в нем главную опасность. Однако внимательный анализ фактов, их сопоставление друг с другом, учет чисто тактических моментов, которые Сталин так или иначе должен был принимать во внимание в своих выступлениях, показывают, что все-таки правильным будет вывод о том, что он не усматривал в великорусском шовинизме главную опасность. Хотя именно на основе его доклада великодержавный шовинизм был определен в качестве главной опасности. Налицо парадокс. Но в баталиях вокруг национального вопроса и принципах построения государства в то время случалось немало парадоксов. Они служили как бы косвенным отражением всех сложностей и перипетий внутрипартийной борьбы. Одновременно они являлись и отражением сложности и деликатности самих проблем, вокруг которых назревало серьезное противостояние.