Сталин и его сторонники считали, что разногласия с Лениным могли быть разрешены в рабочем порядке, но этому якобы помешала болезнь вождя. Так, во время партдискусии 1923 года члены Политбюро (за исключением, разумеется, Троцкого) давали следующие объяснение всему конфликту по национальному вопросу и причинам, помешавшим решить его надлежащим образом без обострения противоречий:
Но вся проблема состояла в том, что Ленин не мог принимать непосредственного участия в схватке. Вместе с тем он отдавал себе отчет, что у Сталина не только были сторонники, но определенная часть партийных работников как в центре, так и на местах, в той или иной мере были солидарны со Сталиным в отношении опасности местного национал-уклонизма и национализма вообще. Отнюдь не вся партия и все руководство с открытой душой и искренне воспринимали ленинские филиппики против великорусского шовинизма. Ведь предстояла задача создания единого и сплоченного государства, а единственным фундаментом такого объединения мог быть только русский народ. Чрезмерный упор на борьбу против великорусского шовинизма мог обернуться бумерангом и ударить по самой идее создания единого многонационального государства. Помимо правильных теоретических постулатов существовала суровая реальность, не считаться с которой было нельзя.
Видимо, внутренне сознавая определенную уязвимость своей стратегии, Ленин в начале марта 1923 года специально обращается к Троцкому с письмом, в котором говорилось:
«Л.Д. ТРОЦКОМУ
Строго секретно.
Лично.
Уважаемый тов. Троцкий!
Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если Вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несогласия.
С наилучшим товарищеским приветом Ленин
Продиктовано по телефону 5 марта 1923 г.»[1095]