Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1

Особо следует сказать о повседневной жизни воспитанников семинарии. Она проходила под строгим надзором: запрещалось самовольно отлучаться из семинарии, участвовать в публичных чествованиях общественных деятелей, посещать театры, собирать сходки, читать «неблагонадежную» литературу, а под ней на практике подразумевались почти все периодические издания. Интерес к такого рода литературе увеличивался хотя бы в силу самого факта запрета (по пресловутой формуле — запретный плод сладок). Характерно в этом смысле признание главы Синода (высшего церковного органа России) К.П. Победоносцева: «Нередко случалось, — констатировал Победоносцев в 1890 г., — что то же развращающее чтение, которое запретным своим свойством привлекало воспитанников, составляло в то же время любимую духовную пищу… у самих начальников и преподавателей»[140].

Репрессивные меры администрации семинарий, такие как прекращение или сокращение выписки периодики, всякого рода запреты приводили к тому, что учащиеся заводили тайную библиотеку, начинали издавать рукописный журнал; несмотря на преследования, такие «кружки самообразования» возрождались каждые несколько лет. Их руководителей (по признанию администрации, самых способных и прилежных семинаристов) исключали из учебных заведений, высылали на родину, отдавали под надзор полиции[141].

Политика религиозных властей вела и к иным тяжелым последствиям: принудительная церковность, насаждаемая в духовной школе посредством обязательного посещения богослужений, участия в церковном пении и чтении, давала, как правило, обратный эффект. «Нельзя молиться по приказу, из-под палки, в продолжение четырех часов, — писал преподаватель семинарии. — Воспитанник стоит и проклинает все. Я никогда нигде не слышал более страшных проклятий, чем за семинарской службой». Озлобление учащихся обращалось не только против учебных начальников и церкви, но и против всего государственного порядка в целом, о чем говорили непрерывные волнения в семинариях. Глава Синода отмечал в 1890 г., что почти во всех делах о политических заговорах было зафиксировано участие семинаристов[142].

Существовавшая система довольно суровых наказаний за нарушение внутреннего распорядка семинарской жизни (а она включала в себя такие меры, как внушение, выговор, водворение на несколько дней в карцер и, наконец, исключение из семинарии с правом обратного поступления в семинарию или без такового) не только не могла устранить недовольство семинаристов, но, напротив, часто вела к усилению их недовольства, рождала еще более энергичный протест. С известной долей упрощения можно утверждать, что духовные семинарии в Российской империи играли двоякую роль: кузницы духовных пастырей и кузницы кадров для революционной деятельности. Достаточно сказать, что выходцами их духовных семинарий были такие масштабные фигуры русской национальной и революционной мысли, как Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, под мощным воздействием идей которых формировались взгляды многих будущих революционеров.

Обрисованная в самых общих чертах картина семинарского образования в России и обстановка, царившая в семинариях, в той или иной степени свойственны были всей семинарской системе, в том числе и Тифлисской православной духовной семинарии. Разумеется, в каждой из них были свои особенности, порожденные местными условиями, была своя история, свои герои и свой собственный мартиролог.

Тифлисская семинария по примечательному стечению обстоятельств была основана в 1755 году, когда был открыт и Московский университет[143]. В каком-то смысле семинария для Грузии сыграла ту же роль, что и Московский университет для России.

Здесь нет необходимости подробно рассматривать историю этой семинарии. Но на одном весьма важном для формирования жизненного пути молодого Сталина обстоятельстве, связанном с Тифлисской семинарией, стоит остановиться особо. Речь идет о том бунтарском духе, который царил в семинарии в годы, предшествовавшие его поступлению туда и в период обучения в ней. Вне всякого сомнения, этот факт не мог не сыграть и сыграл важную роль, если не в выборе конечной жизненной цели молодого Иосифа, то уж во всяком случае в общем направлении его дальнейшего развития.