«Нам нужно обязательно обеспечить единство руководства, обязательно нужно. Если вы считаете, что Каменев и Зиновьев для этого не годятся, немыслимо их участие, — скажите это. Если вы считаете… (Шум и крики:
«А Сталин? А Сталин должен быть в Политбюро?») Товарищи, позвольте мне сказать вам несколько слов о тов. Сталине.Голоса с мест.
А ну, ну. Просим, просим.Сокольников.
Товарищи, позвольте вам сказать, что в течение целого ряда лет я работал рука об руку с тов. Сталиным, и ничего, кроме самых лучших товарищеских отношений, у меня с ним не было. (Шум, крики.)Председательствующий.
Товарищи, еще пять минут спокойствия. Товарищи ленинградцы, вы первые подали пример криками на съезде. (Голос из ленинградской делегации: «Мы протестуем против этого».)Сокольников.
Я хочу сказать: никаких абсолютно чувств неприязни, личной и политической, по отношению к тов. Сталину у меня нет, абсолютно никаких. Я это должен сказать, поскольку утверждают, что все наши отношения будто бы диктуются личной неприязнью и проч. Этого нет, я ни в малейшей степени не сомневаюсь в том, что для всей партии огромнейшую пользу имеет работа, которую выполняет тов. Сталин.Голос с места.
А заявление Каменева?Сокольников.
Подождите. Я не могу согласиться с тем, что если в Политбюро, или в ЦК, или на съезде встает вопрос о том, как должен быть организован Секретариат, и должен ли тот или другой товарищ быть в составе Секретариата, то это обстоятельство мы должны рассматривать, как попытку внутрипартийного переворота. С этим я не согласен. Товарищи, я лично убежден в следующем: я думаю, что влияние и авторитет тов. Сталина, если бы даже он не был Генеральным секретарем нашей партии. (Шум. Крики)Я думаю, что мы напрасно делаем из вопроса о том, кто должен быть Генеральным секретарем нашей партии, и нужен ли вообще пост Генерального секретаря, вопрос, который мог бы нас раскалывать. Такой вопрос не может, товарищи, нас раскалывать. Я никого не предлагаю, я считаю, что если при тов. Ленине у нас было так организовано руководство партией, что дирижером работы было Политбюро Центрального Комитета, то мы имеем все основания вернуться к этому порядку…
Товарищи, поскольку Генеральный секретарь партии, с одной стороны, является членом Политбюро, а с другой стороны, руководителем Секретариата, то, совершенно независимо от личности тов. Сталина, создается такое положение, когда любое расхождение в Политбюро, возникающее по любому политическому вопросу, получает свое отражение на организационной работе, потому что в действительности один из членов Политбюро, являясь Генеральным секретарем, т. е. руководя всей организационной работой, оказывается в таком положении, что любое его разногласие по любому вопросу в Политбюро может получить немедленно то или иное выражение по линии организационных мероприятий. (Голос:
«Со всяким Генеральным секретарем может это случиться». Шум.) И вот, когда здесь товарищи говорят так, что это может случиться при любом генеральном секретаре, хорошо. Но, товарищи, у нас не всегда был Генеральный секретарь. (Голоса: «А, вот как! Вот что!».) Да, у нас был тов. Ленин. Ленин не был ни председателем Политбюро, ни Генеральным секретарем и тов. Ленин, тем не менее, имел у нас в партии решающее политическое слово. И если мы против него спорили, то спорили, трижды подумав. Вот я и говорю: если тов. Сталин хочет завоевать такое доверие, как т. Ленин, пусть он и завоюет это доверие. (Голоса: «Бросьте вы говорить насчет Ленина. Зачем вы обращаетесь к Сталину?» Шум.) Я не обращаюсь к Сталину, я обращаюсь к съезду и говорю… (Шум), что я считал бы правильной такую организацию Секретариата, при которой Секретариат в самом деле был бы исполнительным органом Политического бюро Центрального Комитета и Организационного бюро Центрального Комитета»[176].