Читатель и без моих комментариев поймет, в чем заключался главный запал выступления Сокольникова. Короче говоря, речь шла о двух возможных вариантах: решить вопрос о ликвидации в партии поста генсека и таким способом лишить Сталина основных рычагов его власти; или же — это второй вариант — так перестроить работу центральных органов, в первую очередь Секретариата, чтобы он был низведен до уровня технического аппарата, лишенного возможности оказывать сколько-нибудь заметное влияние на выработку и осуществление политических решений, в первую очередь кадровых.
Сталин прекрасно уловил не только открыто заявленную, но и подспудную идею, заложенную в предложении Сокольникова, выраженную, правда, не прямиком и без экивоков, а в простовато-риторической форме. На нее он отреагировал в своем заключительном слове. Он напомнил делегатам, что еще в 1923 году, при жизни Ленина, обсуждалась идея политизации Секретариата путем введения в его состав, в частности, Троцкого, Зиновьева и Бухарина. Однако на практике из этого ничего не получилось: новые члены секретариата фактически уклонились от работы в нем, благодаря чему и вся идея оказалась мертворожденной.
Кстати, лично у меня невольно возникает законный вопрос: почему же эти деятели уклонились от работы в Секретариате, если сами же усматривали в этом органе главное орудие утверждения власти Сталина в партии? Приняв в нем участие, они имели бы реальные возможности влиять на все стороны работы данного органа и, таким образом, смогли бы противодействовать сосредоточению в руках генсека необъятной власти. Этого не было сделано. И исследователи политической биографии Сталина как-то оставляют вне поля своего внимания данный аспект, тем самым затемняя суть проблемы борьбы за власть в тот период. Думается, что рутинная партийная работа, которая требовалась в Секретариате, казалась вождям тогдашней и будущей оппозиции слишком уж несовместимой с их амбициозными представлениями о себе как о лидерах партии, а не ее работниках. В конечном счете, в проигрыше оказались именно они. Потом, видимо, они спохватились, но было уже поздно — поезд давно ушел. Сложилась иная ситуация, причем явно в пользу Сталина как Генерального секретаря, со всех сторон зарекомендовавшего себя в качестве человека на нужном месте и в нужное время.
Итак, Сталин отвечал на упреки Сокольникова следующими аргументами, которые, по крайней мере с формально-логической точки зрения звучали убедительно:
«А теперь у нас наступила, оказывается, вторая стадия, противоположная первой. Теперь требуют уже не политизирования, а техницизирования Секретариата, не уничтожения Политбюро, а его полновластия.
Что же, если превращение Секретариата в простой технический аппарат представляет действительное удобство для Каменева, может быть, следовало бы и согласиться с этим. Боюсь только, что партия с этим не согласится.
Но когда говорят о полновластном Политбюро, то такая платформа стоит того, чтобы отдать её курам на смех. Разве Политбюро не полновластно? Разве Секретариат и Оргбюро не подчинены Политбюро? А пленум ЦК? Почему о пленуме ЦК не говорит наша оппозиция? Не думает ли она сделать Политбюро полновластнее пленума?
Нет, положительно не везет оппозиции с ее платформой или платформами о Секретариате»[177]
.