Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2

Я привел весь этот сюжет потому, что он лучше всяких авторских рассуждений и комментариев характеризует как обстановку того времени, так и основную аргументацию, приводившуюся в пользу оставления Сталина на посту генсека. Конечно, все демарши с отставкой у Сталина носили не просто оттенок политической игры, но и по сути являлись таковой. Вместе с тем, надо подчеркнуть, что с точки зрения противостояния с оппозицией вопрос об оставлении Сталина на его посту носил не столько чисто личный характер, нес на себе не только груз борьбы за власть, но и касался непосредственно проведения генерального курса и стратегии партии в тот период. А сила Сталина как раз и состояла в том, что ему удалось связать воедино свое имя с проводимым курсом. Сталин, подавая прошения об отставке, не играл с огнем. Он заранее знал о том, что его заявления обречены на провал. Кстати сказать, эту мысль буквально через год-другой выскажет сам Рыков.

Бурные, наполненные ожесточенными внутрипартийными схватками, четыре года (начиная с 1924 по 1927 год включительно) — один из важных, можно сказать рубежных, этапов в политической биографии Сталина. Полагаю, что читатель и сам на основе изложенного материала и анализа, данного мною, согласится с таким выводом. Можно было бы привести немало высказываний и оценок данного периода принадлежащих перу западных исследователей биографии Сталина, согласующихся с высказанной мной точкой зрения. Я приведу лишь одно — высказанное А Уламом. Он писал: «1927 год был для Сталина концом и началом. Как политик он довел свою роль до конца, консолидировал свою власть. С конца этого года он окончательно избавился от оппозиции, которая сковывала его первые шаги с тех пор, как он подхватил ленинскую мантию; эта партийная «знать», как он называл ее, была выброшена за борт. В будущем борьба и чистки понадобятся ему не для защиты своего главенства и своей диктатуры — это было достигнуто к концу 1927 года, — но для утверждения его в новой роли тирана-демиурга, заставляющего всю Россию повиноваться своей воле»[257].

Разумеется, право каждого — соглашаться или не соглашаться с оценкой, сделанной одним из наиболее серьезных западных биографов Сталина. Но отрицать рациональное зерно, содержащееся в этой оценке, по меньшей мере, — трудно.

Подводя некоторый итог, можно с достаточной долей обоснованности сделать некоторые выводы. И они, эти выводы, предельно просты: Сталин за короткий отрезок времени, прошедший со дня смерти Ленина, сумел создать прочный фундамент для упрочения своей власти в высшем эшелоне партии, да и в самой партии. Его противники из оппозиции отнюдь не являли собой неких политических идеалистов, они имели за своими плечами богатый опыт внутрипартийной борьбы и их не в меньшей мере, чем самого Сталина, занимал вопрос о власти. Они боролись со Сталиным не столько за свои идеи, сколько за рычаги верховной власти. В этом свете довольно поверхностными и лишенными реальной основы выглядят попытки многих биографов Сталина представить Троцкого, Зиновьева, Каменева и других представителей оппозиции чуть ли не жертвами коварства «азиата Сталина», которому были чужды или вовсе неизвестны элементарные понятия морали и чести. Дело здесь не в этом. Политическая борьба имеет свою логику, где доминируют политические соображения. И оппозиционеры проиграли прежде всего на политическом поле. Сталин оказался сильнее их не столько в силу своего поста генсека, сколько в силу того, что он стал выразителем курса развития страны, который отвечал ее коренным национальным интересам. И лишь во вторую очередь своей победой он обязан тому, что сумел использовать свой пост Генерального секретаря для организационного подкрепления своих политических позиций.