Политическая экология

Казалось бы, экономический рост 1880-х – 1910-х гг. давал множество возможностей для самореализации и уж по крайне мере для того, чтобы прокормиться. Но разрушение среды обитания всегда сопровождается нарастанием числа ущербных и агрессивных представителей каждого вида высших животных, не исключение и человек.

Революционный радикализм народовольцев и эсеров, анархистов и марксистов только нарастает, независимо от роста уровня жизни и конституционный строй с 1905 г. (Манифест от 17 октября) уже опоздали и не помешал революции продолжаться до 1907-го!

Во-вторых, разоренные экологическим кризисом, лишающиеся привычных ценностей и образа жизни, неприхотливые и агрессивные люмпены были тем массовым слоем, который привел большевиков к власти, и дал им ее удержать.

В-третьих, экологический кризис, усугубленный мировой войной, разрушил привычную систему хозяйства, вызвал у множества людей особенно сильное недовольство своим положением.

Первая мировая война стала еще одним катаклизмом, «катаклизмом в катаклизме», который и помог реализовать на практике безумную утопическую идею, вызревавшую всю эпоху нараставшего кризиса и изменившую государственное устройство страны на многие десятилетия.

Конечно, Гражданскую войну 1917–1922 гг. трудно считать «обычной» биосферной войной. В ней, как и во всех гражданских войнах, главным был вопрос о власти. Но власть над Россией давала, с одной стороны, право распоряжаться ресурсами биосферы. С другой – вынуждала любое правительство иметь дело с надвигающейся экологической катастрофой.

Экологическая катастрофа как фактор политики

Экологическая катастрофа, независимо от желания большевиков, сделалась важным фактором политики, и определила их поведение как нового правительства России.

Во-первых, они вынуждены были отказаться от форсированного промышленного развития. Их идеология требовала таких решений, но осуществить его они не могли никоим образом. Не было ни трудовых, ни технических ресурсов.

Во-вторых, большевики обожествляли науку и, похоже, были искренне уверены в ее всемогуществе. «Собачье сердце» Михаила Булгакова – не плод фантазии романиста. В начале 1920-х гг. в Москве действительно работал целый Институт омоложения, целью которого было перейти от теории к практике, и если даже не сделать большевиков бессмертными, то продлить их жизни на века.

Влияние на большевиков авторитета ученых было огромно. Они искренне верили, что и марксизм вполне научен. Естественные науки виделись им, как нечто родственное марксизму и ему предшествовавшее. В результате большевики принимали решения, которых изначально не готовили, внедряли разработки, к которым не имели никакого отношения, но которые предлагали ученые. Ярчайший пример – тот же план ГОЭЛРО.

А ведь официальная наука – и тем более КЕПС – стояла на экологических позициях.

В-третьих, просто для того, чтобы физически существовать, новой власти приходилось решать насущные проблемы страны, и в том числе – экологические.

Парадокс в том, что большевики искренне ненавидели историческую Россию. Они были убеждены в своей абсолютной монополии на истину, и уже потому ненавидели всех, кто думает иначе. А Россия вовсе не принимала их идей.

Большевики сознательно разрушали все институты собственности: и из идейных соображений, и для того, чтобы добиться покорности населения. Одним из первых их действий после прихода ко власти было сосредоточение в своих руках всех хлебных запасов. Во всех областях, где правили большевики, вспыхивал голод. Причем голода не было нигде, кроме тех районов, где правили большевики. Урожаи 1917-го, 1918-го, 1919 гг. были хорошими, причем во всех областях страны. Так что даже разрушенный транспорт не мешал кормить население.

Тем не менее, начался страшный голод везде, куда приходила Красная Армия, людей за попытки привозить еду для своих семей из более благополучных районов убивали. Обычно говорят: «казнили». Но понятие казни предполагает процедуру следствия, обвинения, суда, приговора… В нашем же случае «мешочников» и «спекулянтов» вылавливали на дорогах, ведущих в Петербург, Москву, другие города, и убивали на месте. Слово «казнь» к их смерти не имеет юридического отношенииⁱ.

Нет ничего нового и в разрушении культурной инфраструктуры, уничтожении всего, что было связано с историей и культурой России: архивов и объектов культуры, книг, картин и икон, храмов и дворянских имений.

Луначарский не где-нибудь, а в одном из своих циркуляров писал с предельной обнаженностью:

«Нужно бороться с этой привычкой предпочитать русское слово, русское лицо, русскую мысль…» Как говорится, коротко и ясно.