Политическая история брюк

Происходившая в 1920-х годах революция внешнего облика многим обязана феминизму. И в то же время большинство феминисток относятся к ней враждебно^{625}. Слово la garconne, ставшее расхожим благодаря писателю Виктору Маргериту[70], указывает на то, что референтом для новой «женской идентичности» служит все же мужчина. «Современная» девушка ведет себя „как мужчина". Она пользуется свободой нравов, которая до этого была закреплена за мужчинами, и ценит личную независимость. Она носит костюмы, которые сглаживают ее округлости, у нее короткие волосы, она управляет автомобилем и курит на публике». Этот модный образ, широко эксплуатирующийся писателями, отчасти отражает реальное развитие событий. Но в то же время было бы

преувеличением вслед за авторами-антифеминистами увидеть в нем триумф вирилизации женщин. Напротив, тот факт, что феминистки — за редчайшим исключением — тоже осуждают женщин-эмансипе, свидетельствует о том, как сильно они боятся дестабилизации гетеросексуального порядка. Ведь пересмотр кодов соблазнения практически сразу же отсылает к тому, что в то время было принято называть сексуальным извращением, а эта трансгрессия вдруг начинает восприниматься как феминистская. Феминисткам мешает лесбофб-бия противников феминизма.

У брюк очень плохая репутация. Их ношение было «закреплено за несколькими женщинами, ведущими неправедную жизнь, а также принято в Париже», — вспоминает женщина-врач, которая имела практику в 1930-е годы^{626}. Брюки «делали» женщину лесбиянкой. Равно как и очень короткие волосы. Маскулинизация более или менее явно отсылает к гомосексуальности. Об этом свидетельствуют следующие строки, описывающие метаморфозы некоей Вивиан, которая нашла себе «курочку» и возвращается к своим товаркам, «одетая как мужчина, с коротко, по-мужски стриженными волосами. У нее был черный костюм, голубое ратиновое пальто, лакированные туфли и серые гетры. Как есть мужчина: голубой берет и сигарета в зубах»^{627}. Или вот наблюдения писателя Франсиса Карко, касающиеся лесбийских практик в тюрьме Сен-Лазар, в которых он пересказывает слова заключенных: «Есть мужчины, а есть женщины. Я была мужиком. Юбку свою я закалывала булавками так, чтобы получились брюки, а на башмаках у меня были вышиты сердце и кинжал. То же делали и все другие, кто был за мужчин»^{628}.

Но все же не будем делать обобщений. Даже хозяйка бара F'etiche на площади Пигаль, чьи клиенты — это в основном «дамы, в особенности те, которые охотно одеваются на манер господ», носит юбку. Конечно, поверх юбки надет «пиджак…, галстук, нарукавники и пристяжной воротничок — все, естественно, мужское. Короткие волосы, не „под женщину-мальчика“, а „под мальчика"»^{629}.

Важное место, которое лесбиянки занимают в воображении тех, кто жил в 1920-е годы, — это результат длительного и более или менее подспудного созревания, но этот факт также связан с особым послевоенным контекстом. Разделение полов может выглядеть как продолжение опыта, пережитого во время войны: мужчины вместе на фронте, женщины живут одни в тылу. Мужская литература периода между двумя войнами красноречиво показывает, до какой степени гомосоциальность и гомосексуальность (как правило, вызывающая отторжение) бередят воображение писателей, побывавших на фронте. А разве эмансипе не дополняет эту тенденцию, но уже с женской стороны? Подкрепленная войной женская независимость (впрочем, очень переоцененная) явно подчеркивает «войну полов»: эмансипе-лесбиянка напоминает образ современной амазонки. Наконец, гедонизм «безумных лет» придает лесбиянке убедительные соблазнительные черты, выделяя ей место в череде изысканных эротических образов. «Сомнительные» круги становятся спорным источником вдохновения для моды, возникает движение от низов к верху, это движение беспокоит, возбуждает и вдохновляет участников маскарадов, на которых графы изображают плохих мальчиков, графини — темных субчиков, а банкиры — тюремных заключенных.

Шанель считает гомосексуалистов ответственными за порождения моды, которые она осуждает: «Им хватает вкуса любить выщипанные брови, после того как они убедились, что так их соперницы выглядят как вареные бычьи головы; золотые волосы с черными корнями; ортопедическую обувь, которая превращает их в инвалидов; и лица, намазанные вонючим жиром, который отвратит мужчин. А если им удается заставить женщин удалить себе грудь, они торжествуют»^{630}. Но о брюках она не говорит…