Политическая история Первой мировой

Бывший кайзер отмечал, что перед войной общее положение Германской империи было блестящим, но именно поэтому «становилось всё более затруднительным её положение на международной арене»… Вильгельм прямо указывал, что германское «мирное завоевание значительной части мирового рынка соответствовало усердию и успехам немцев и должно было принадлежать им по справедливости», однако это не устраивало Англию, почему ей, «не умея состязаться» с Германией мирным путём, и пришлось «пустить в ход насилие»… «На мировом рынке мы всё равно двигались вперёд в соответствии с нашими планами, и в этом отношении нам не на что было жаловаться, – продолжал Вильгельм и заключал. – Зачем же нам надо было ставить на карту плоды нашей мирной работы?».

Конечно, здесь было не без лукавства, но и не без правды…

Любопытно при этом, что бывший кайзер так и не понял сути, то есть того, что его и Германию «кинули» в конечном счёте именно янки. Вильгельм не обвинял Америку за её роль в Первой мировой войне, напротив, он был уверен, что Америка всего лишь использовала представившиеся ей возможности («осуществила своё выгодное дело»), и писал: «Нельзя упрекать какое-либо государство за его суверенное решение о войне и мире, поскольку это решение не стоит в противоречии с твёрдыми договорами».

Тем не менее Вильгельм признал: «Необходимо всё же отметить, что Джон Кеннет Турнер в своей книге «Shall it be again» на основании обширных материалов доказывает, что все указанные Вильсоном причины вступления Америки в войну не соответствуют действительности и что Вильсон действовал исключительно в интересах влиятельных высших финансовых кругов Уолл-стрита.

Америка извлекла из мировой войны значительные выгоды: она сконцентрировала у себя почти 60 % всего мирового золотого запаса, и теперь уже не английский фунт, а американский доллар определяет валютный курс во всём мире»…

Кайзер был и остался крупнейшим собственником, и поэтому очень уж обличать других собственников, пусть и объегоривших его, Вильгельму было не с руки… Но осуществление Америкой её «выгодного дела» в Европе руками Антанты не становилось от этого более привлекательным и достойным. Как Америка, так и англо-французская Антанта выглядели, повторяю, отвратительно, и более того – по-людоедски…

Чего стоило одно «версальское» заявление Клемансо о том, что в Германии живёт «лишних двадцать миллионов человек»! Соперничать с подобным заявлением могло разве что сообщение, опубликованное во время войны «солидной», «объективной» лондонской «Таймс», о «фабрике по переработке человеческих трупов, из которых немцы извлекают различные вещества для военных целей и даже пищевые продукты в виде суррогатов мяса»… Подтекст был очевиден: ст'oит ли церемониться с этакими извергами?

С побеждёнными немцами и не церемонились – мы это вскоре увидим… Увы, у творцов Версаля через десятилетия нашлись единомышленники в России. Исторический беллетрист Валентин Пикуль пожимал плечами: «Казалось бы, немцам, потерпевшим поражение, только и радоваться условиям мира, ведь целостность Германии не пострадала (хотя пострадала и она. – С. К.), победители великодушно (ого! – С. К.) сохранили единство страны и нации. Но Германия взревела словно бык, которого повели кастрировать».

«Логика» Пикуля точно соответствовала воззрениям гоголевского Ивана Ивановича, который, после того как осведомлялся у убогой старухи, не хочется ли ей хлеба и мяса, «великодушно» заключал: «Ну, ступай же с Богом. Чего ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью…».

Н-да…

Глава 2. Версальский приговор: «И в третьем поколении будете тянуть лямку»…

В ОТЛИЧИЕ от гоголевской «небоги» над немцами не только издевались. Их ещё и били. Причём били рядовых немцев. То, что Германия лишалась значительных территорий, – это ещё было полбеды, хотя вновь отторгаемые от Германии Эльзас и Лотарингия были скорее немецкими, чем французскими землями. Бисмарк когда-то склонялся к мысли передать часть этой спорной территории третьей стороне – Швейцарии, и даже краткий взгляд на проблему Эльзаса и Лотарингии убеждает в том, что смысл в идее «железного канцлера» был.

С «эльзасским вопросом» не лучшим образом справлялись и Франция, и Германия. До середины XVII века, до Вестфальского мира 1648 года, эти провинции входили в состав Германии. Потом их прибрала к рукам Франция, но даже через двести лет, в середине XIX века, для 85 процентов населения родным был немецкий язык. А сельские жители поголовно не знали французского языка даже в двадцатых годах двадцатого века – уже после того, как Эльзас и Лотарингия опять вошли в состав Франции.

Французы из века в век показывали себя плохим «старшим братом». Насильственное офранцуживание было таким жёстким, что в 1869 году, незадолго до франко-прусской войны, в Страсбурге приходилось вводить военное положение.