Политическая история Первой мировой

Французы старались подгадить русско-германским отношениям не только на высшем – президентском, уровне, но даже по мелочам. 14 июля 1914 года на Лоншанском поле под Парижем прошёл военный парад «в память взятия Бастилии революционным народом». Цветистый спектакль в чисто французском духе закончился, военные атташе готовились разъезжаться по домам.

И тут нашего графа Игнатьева попросили сесть в открытый автомобиль вместе с его германским коллегой: мол, устроители опасаются враждебных выкриков толпы по адресу немца.

Автомобиль тронулся, и публика со всех сторон заорала: «Vive la Russie! Vive les russes!» («Ура России, ура русским!»). Игнатьев отнюдь не жаждал войны России с Германией, совсем наоборот. И, уступив французам, он, конечно, сплоховал – не сообразил, что немец внутри себя оскорбится такой нарочитой демонстрацией «русско-французской теплоты» больше, чем если бы он ехал в отдельном авто, а французы прямо махали ему кулаками. Но в последнем варианте он злился бы на Францию, а так, как вышло, – невольно на Россию.

Что французам и требовалось.

Мелочь?

Э-э, нет!

Подобным же образом французы будут пакостить нам и через двадцать с лишним лет, сталкивая уже Третий Германский рейх и СССР на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Тогда французы совершенно намеренно отвели территорию под советский и немецкий павильоны друг против друга. А затем заблаговременно, чтобы подзудить, показали макет советского павильона со скульптурой Веры Мухиной «Рабочий и Колхозница» лейб-архитектору фюрера Шпееру.

Шпеер принялся за работу, и итоговый эффект вышел потрясающим: вдохновенные, устремленные вперёд советские молодые ребята шагали с павильона СССР прямо на немцев, а над ними хищно нависал с высоты павильона Германии имперский орел.

В предвоенную пору 1914 года таких «мелочей» хватало и в Париже, и в Лондоне. В начале июля (6 числа) посол Германии фон Лихновски известил Эдуарда Грея о только что закончившихся в Потсдаме австро-германских консультациях и «совершенно доверительно» добавил:

– В Берлине считают, что ввиду слабости России не стоит сдерживать Австро-Венгрию.

– Да, Россия, увы, слаба, – «согласился» Грей. Он так сожалеюще покачал при этом головой, что не приходилось сомневаться: ему очень (ну просто очень!) хотелось бы, чтобы Россия была сильна, но куда, мол, денешься от фактов.

Берлин такие коварные английские «оценки» лишь окрыляли.

А вот уже русский военный агент в Англии докладывает в Петербург: «Английский Генштаб уверен, что Австрию толкает на войну Германия».

Ну ещё бы: британский Генштаб, да в разговоре с русским офицером, говорил бы в такие времена что иное! Спору нет, провоцировать простаков в Англии умели всегда…

Одновременно Грей заверял послов Австрии и Германии Мендорфа и Лихновски в строгом нейтралитете Англии и её стремлении уладить австро-сербский конфликт миром. Восьмого же июля сэр Эдуард принимал русского посла графа Бенкендорфа…

– Я крайне озабочен серьёзностью складывающегося положения, граф, – страдальчески сообщил шеф «Форин офис».

– Да, на этой покатости можно поскользнуться, если только не обладать сильным духом и решительной волей, – согласился граф Александр Константинович.

– Прекрасно сказано, – несколько оживился Грей. – И как раз поэтому я убеждён, что России надо решительно поддержать Сербию и защитить её от произвола австрийцев. Ваш авторитет у славянства, ваша сила…

Бенкендорф вежливо помалкивал и лишь сделал неопределённый жест рукой: а вы, мол, господа, как же?

Грей намёка, впрочем, не усмотрел, и Бенкендорфу пришлось задать этот вопрос вслух:

– Но ведь и Англии, очевидно, придётся вступиться, если не с нами за Сербию, то за Францию?

Грей опять стал бесстрастен и развел руками:

– Мы всегда на стороне обиженного и нуждающегося в помощи, господин посол. Но по нашим данным тогда в наиболее тяжёлом положении окажется Россия. У меня есть точные сведения: в случае войны Вильгельм и Мольтке очень быстро переместят центр военных операций с запада на восток. Своего основного противника Германия видит в России…

Грей лгал в глаза.

Ну и что?

Пройдёт два десятка лет, и политику провоцирования СССР против Германии будут проводить уже бывшие коллеги Грея по кабинету Ллойд-Джордж и Черчилль в беседах с нашим полпредом Майским.

Другое время, постаревшие фигуры, но цели и методы английской дипломатии не изменятся. А пока что надо было подстрекнуть Россию царскую, потому что без России войну начинать нельзя было во всех смыслах. Единственной же надёжной гарантией тут могло стать или объявление войны Германией России, или наоборот.

Но обязательно надо было добиться, чтобы конфликт оформился вначале между этими двумя державами. Только после того, как они увязли бы во взаимных мобилизационных действиях после официального объявления состояния войны между собой, можно было двигать дело Большой войны дальше.