Ситуация, которую СМИ назвали «войной слов», привела к реальным погромам частной собственности, общественного транспорта, партийных офисов, торговых кварталов и – как следствие – к причинению увечий и убийствам. Если искры «Движения в защиту Рам-сету» разлетались в более широком диапазоне – по Северной Индии и тем штатам, где власть принадлежала БДП, то «Агитация в защиту Амарнатха» велась с б'oльшим насилием вследствие очевидного конфессионального размежевания противоборствующих сторон33
. СМИ неустанно «обучали» протестующих, подбрасывая методики противостояния: шествие с флагами, костюмированную процессию, уличный показ «Рамаяны» или инсценировки шиваитской легенды, погром, блокаду, сидячую забастовку, отставку, публичное самосожжение, сжигание чучел, голодовку, нападение на активистов, закидывание камнями, принуждение к закрытию рынков, провозглашение лозунгов, митинг, уничтожение общественного транспорта и многое другое. Одна из причин, по которой я сочла возможным смешанный анализ англо-и хиндиязычных текстов, заключается в смешении английского и хинди в СМИ на обоих языках, т.е. в намеренном употреблении так называемого хинглиша, который широко и агрессивно используется в рекламной и пиаровской кампаниях последнего десятилетия. Эта смесь, дополнительно усиленная инверсией, весьма характерна для «кричащих» заголовков и обладает способностью удерживать внимание и оставаться в памяти, например: «Повтор метафор войны для описания обоих сюжетов укреплял воинствующую составляющую медийного образа индуизма. СМИ – собственным языком или цитатами – без устали твердили о «брошенном вызове», о «взятых на мушку» и «превращенных в мишень», а эскалация обоих конфликтов характеризовалась как «развязывание кровавой битвы» и «война между дхармой и недхармой». Решимость не сдаваться облекалась в фразеологический оборот «достичь победы любой ценой», а уступки правительства – то в одну, то в другую сторону – как капитуляция. Например, временное замораживание проекта в Полкском проливе объяснялось тем, что правительство «в страхе опустилось на колени, опасаясь гнева Рамы» [DJ, 15.09.2007]. Освоение метафор войны указывало, что вопрос не имеет шансов быть решенным через обсуждение, совместную проработку и взаимные уступки.
В ход была пущена магия таких лексем, как
«Лексика войны» существенно подкреплялась визуальным материалом, который газеты размещали на первых страницах и / или внутренних разворотах, полностью посвященных одному из двух событий. Локализуя Рам-сету, они воспроизводили карту южной оконечности Индии и соседней Шри-Ланки в соседстве со снимком NASA. Обозначая местоположение Амарнатха, они публиковали карту северных районов страны, включая и Азад Кашмир, находящийся по ту сторону «линии контроля», в состав Индии. Таким образом, почти в одно и то же время страна увидела себя в кольце проблем, «оскорбляющих чувства» индусов.
Эта картография неизменно сопровождалась видеорядом протестов и насилия, приводящих к несчастным случаям и бессмысленным разрушениям. Изображения разгневанных активистов или раненых людей в состоянии ужаса и шока соседствовали со сценами материального ущерба, запечатленного через клубы дыма и всполохи пламени. Визуальные образы массовых манифестаций и сопутствующего транспортного коллапса оказывали более сильное воздействие, чем вербальная информация, и подхлестывали тех, кто еще не определился. Фотографии политических и религиозных лидеров, высказывавшихся о Рам-сету и Амарнатхе, и картинки с мест символических акций – как, например, игра на флейте в храме или имитация ведийского жертвоприношения прямо на оживленной улице, – в целом ни о чем не информировали, но давили на чувствительность и призывали каждого к посильному участию.