Региональные выборы 2014–2016 гг. проводились уже после кризиса в Украине, и в этот период рейтинги одобрения В. Путина были очень высоки. Можно предположить, что в этих условиях ЕР и так получила бы необходимую поддержку даже без необходимости прибегать к манипуляциям и фальсификациям на выборах. Следующий вопрос, таким образом, заслуживает внимания: почему вообще полуавторитарные режимы проводят выборы? Зачем они прибегают к электоральным манипуляциям и фальсификациям, если они и так имеют поддержку большинства избирателей? Отвечая на первый вопрос, Харви пишет: «Многопартийные выборы позволяют авторитарным правителям кооптировать оппозицию, направить их требования в регулируемую среду законодательных органов власти, собирать информацию и предотвращать дезертирство элит» [Harvey, 2016, p. 106]. Выборы также позволяют усилить легитимность авторитарных правителей, а результаты многопартийных выборов позволяют режиму идентифицировать электоральную базу власти и оппозиции. Ганди и Ласт-Окар делятся следующим наблюдением: «Проводя выборы и устанавливая правила относительно правовых условий участия кандидатов и партий, диктаторы создают “разделенные” структуры политического соревнования, состоящие из аутсайдеров, которые не допускаются к выборам, и инсадйерам, которые становятся более связанными с режимом» [Gandhi, Lust-Okar, 2009, p. 405]. Наконец, необходимо также отметить, что выборы, тем не менее, не лишены рисков для режима, поскольку «предполагают возможность для оппозиции (как внутренней, так и международной) организоваться и мобилизоваться против режима, тем самым – спровоцировать массовые протесты» [Harvey, 2016, p. 106], что, как показывают декабрьские выборы 2011 г., вполне реально в России.
При ответе на второй вопрос – почему авторитарные режимы фальсифицируют выборы – Симпсер [Simpser, 2013, p. 1] ставит под сомнение идею, что манипуляции избирательным процессом нужны в первую очередь для победы на выборах. Он обращает внимание на то, что фальсификации часто осуществляются в условиях, когда инкумбенты могли бы победить и без их использования. Более того, некоторые манипуляции носят слишком беззастенчивый характер и не могут быть скрыты от публики. Симпсер подчеркивает, что откровенные нарушения служат для того, чтобы «отбить желание у оппозиционных избирателей участвовать в выборах или протестовать; убедить чиновников оставаться лояльными правительству; убедить потенциальных спонсоров партий и кандидатов в бесполезности поддержки оппозиции; предотвратить дезертирство элит и усилить постэлекторальную переговорную силу режима; наконец, снизить необходимость делиться рентой и другими правительственными благами» [Ibid]. Обобщая, можно сказать, что высокая степень вопиющих нарушений на выборах посылает сильный сигнал членам оппозиции, что у них не может быть политического будущего вне правящей партии, поэтому бесполезно пытаться бросать вызов режиму.
Аргумент Симпсера позволяет объяснить столь откровенные манипуляции выборами в России и желание губернаторов превзойти друг друга в сборе голосов за «Единую Россию». Тем не менее остается достаточно большое количество регионов, где ЕР не смогла набрать большинства голосов (хотя и смогла его собрать в легислатурах благодаря одномандатным округам). К примеру, ЕР не смогла набрать большинство по партийным спискам в 24 из 39 региональных ассамблей в 2016 г. Так же как победа на выборах посылает сигнал оппозиции, что бесполезно соревноваться с властью, так и провал попыток власти собрать достаточно большое количество голосов может стать негативным сигналом, подразумевающим, что «партия власти» не столь сильна, как кажется, и что она теряет контроль над региональными элитами и оппозиционными силами в регионах.
Партийная реформа и контрреформа 2012–2014 гг.: предпосылки, предварительные итоги, тенденции / Под ред. Н.А. Борисова, Ю.Г. Коргунюка, А.Е. Любарева, Г.М. Михалевой. – М.: Издательство «Товарищество научных изданий «КМК», 2015. – 200 с.