Служащие Московского охранного отделения на рубеже XIX–ХХ вв. также описывали «либералов» и «радикалов» через их отношение к легальному/нелегальному, причем «либералы» оказывались в легальном пространстве, а «радикалы» – за его пределами. Московский обер-полицмейстер Д.Ф. Трепов и руководитель охранного отделения С.В. Зубатов сообщали в 1901 г. в Департамент полиции о «близоруких либералах» в обществе взаимопомощи лиц интеллигентных профессий: «Дабы образовать так или иначе прочный и сильный комплот, радикалы, прикрываясь идеей взаимопомощи, привлекли к содействию некоторых близоруких либералов, политическая благонадежность коих не могла бы внушать подозрений, а затем, оформив при их помощи дело и собравшись в достаточном числе, сначала устранили на чрезвычайном общем собрании 16 марта прошлого года учредительный декорум и ввели в совет общества своих сторонников, а потом, к концу года окончательно завладели его административными органами»588
.В приведенной цитате «либералы» трактуются как политически благонадежные, что совпадает с восприятием «либералов» и «радикалов» у современников. Один из общественных деятелей В. Кранихельд в 1917 г. так описывал «радикалов» 1890-х гг.: «Казалось, я попал в общество людей, которым жизнь уже не сулила в будущем ничего неизведанного, заманчивого, не открывала перед ними никаких перспектив. А между тем это были в большинстве люди молодые, студенты, только недавно еще потерпевшие на своем жизненном пути некоторую и, в сущности, незначительную аварию. Несчастие их заключалось, однако, в том, что вместе с этой личной аварией терпело крушение также их миросозерцание – рушились их идеалы, их вера в будущее. И чем круче подламывала жизнь их старые верования, тем нетерпимее относились они ко всем инакомыслящим, по-сектантски замыкаясь в свой маленький тесный кружок. Они добывали себе пропитание грошевыми уроками, называли себя “радикалами” и с особенной брезгливостью отзывались о местном культурном обществе – о либералах и либералишках»589
.Еще одно понятие, которое использовалось в делопроизводственной переписке для характеристики легального общественно-политического пространства, – «легальная оппозиция». Чаще всего этот термин встречается в документах за подписью служащих Департамента полиции – директоров С.Э. Зволянского и А.А. Лопухина, заведующего Особым отделом Л.А. Ратаева, руководителя 5-го делопроизводства В.К. Лерхе, сотрудника 3-го делопроизводства Н.А. Пешкова590
. При этом «легальная оппозиция» могла быть «радикальной» (этот эпитет чаще всего использовал заведующий Особым отделом Ратаев) и «крайней» (этот эпитет обычно употреблял сотрудник Особого отдела Зайцев). Термин «оппозиция» немедленно возник в документах бывшего заведующего Заграничной агентурой П.И. Рачковского, когда он в 1902 г. оказался в непосредственном контакте с чинами Департамента, приехав в Санкт-Петербург из Парижа591. То же самое произошло и с терминологией С.В. Зубатова, когда он перешел из Московского охранного отделения на должность руководителя Особого отдела Департамента полиции592. Историография политического сыска в качестве обобщающего термина использует формулировку «революционное и оппозиционное движение»593, видимо почерпнутую из источников по истории этой государственной структуры и действительно популярную в ее документах, однако подробный анализ самой формулировки в литературе отсутствует.В рамках данного исследования стоит отметить, что в последние годы XIX – начале ХХ вв. в делопроизводственной переписке политической полиции происходит переплетение, а затем размежевание трех понятий – «радикалы», «либералы» и «оппозиция».
Так, директор Департамента С.Э. Зволянский в записке 1896 г. о тверском земстве соотнес «оппозицию» с «крайним либерализмом»: «Против… Штюрмера (председатель тверской губернской земской управы. –