Политическая преступность

Истерички, наконец, к своим личным горестям относятся иногда совсем необыкновенным образом. Потеряв сына или дочь, они остаются совершенно покойными и полными достоинства: не плачут, обо всем сами заботятся, не забывая малейших подробностей, ведут себя сдержанно и даже при последнем прощании, перед могилой, остаются бесстрастными. Глядя со стороны, можно подумать, что они обладают особенной силой воли, исключительной стойкостью характера, а между тем – ничуть не бывало! Они просто больны и на самом деле слабее всех других».

7) Литература. Литераторы, собиратели «человеческих документов», уже отметили маттоида, этот вновь народившийся тип. Так, Доде основал на нем целый роман («Жак»), а Золя выставил его под именем Лянтье («Жерминаль»), находящегося в родстве с алкоголиками и бунтовщиками.

Достоевский в своих «Бесах» дает нам целую серию политических маттоидов в России.

Степан Трофимович есть несомненный маттоид, постоянно пишущий великое произведение и никогда его не кончающий (подобно Аржантону в «Жаке»), постоянно боящийся преследований полиции, которая о нем и думать забыла.

В душе он враждебно относится к нигилизму, но дозволяет нигилистам собираться в своем доме; в душе он глубоко честный человек, а на деле живет, как паразит.

Сын его, Петр Степанович, есть настоящий заговорщик. Будучи мечтателем, скептиком, мстительным человеком, он обнаруживает удивительное хладнокровие, обладает выдающимися способностями ко лжи и к эксплуатации в свою пользу чужих пороков. Он сеет по всей стране пожары и убийства, весьма ловко устраняясь в минуту опасности и подставляя вместо себя безгранично преданного ему честного фанатика-маттоида или другого, тоже маттоида, боящегося крови.

Капитан Лебядкин – революционер, готовый сделаться шпионом, – отпетый алкоголик, нравственный идиот, полуманьяк, но с наклонностями к поэзии. Сестра его – слабоумная полупроститутка.

На собраниях нигилистов выступают еще два маттоида, из коих один пишет огромный трактат для доказательства того, что одна десятая человечества должна распоряжаться остальными девятью десятыми как рабами.

В своих «Эксцентриках» Танфлери пишет: «Всякая революция выдвигает на сцену множество реформаторов, апостолов и полубогов, которые все стремятся спасти человечество!

Реформаторы бывают двух сортов: комические и трагические. В сущности все они немножко шуты, но, собрав себе последователей, составляют партию, обладающую средствами, уставом, планом действий, и становятся влиятельными. Что касается меня, то я предпочитаю бедных утопистов, вопиющих в пустыне и спасающих человечество в одиночку, без последователей, газет и прочего».

Глава 13. Индивидуальные факторы (продолжение). Случайные политические преступники

Случайные преступники. В эту рубрику мы помещаем мирных граждан, принужденных нарушать неисполнимые законы или принимавших участие в политическом преступлении благодаря тому, что они были обмануты, принуждены или соблазнены настоящими авторами последнего. Достоевский в своих «Бесах» прекрасно описывает те средства, при помощи которых хитрые конспираторы превращают мирных граждан в революционеров.

«Прежде всего, – говорит он, – нужно создать бюрократию, иерархию, ливрею. Придумывают титулы и должности: президента, секретаря и т. п. Затем действуют на чувство, возбуждают страх перед высказыванием собственного мнения, боязнь прослыть врагом свободы и прочее. Наконец стараются мирного гражданина замешать в какое-нибудь кровавое преступление – убить, например, вместе с другими предполагаемого шпиона, – так как кровь крепче всего цементирует заговорщиков друг с другом».

В странах, управляемых при помощи широкого выборного права, многие принимают участие в волнениях с целью выдвинуть какую-нибудь личность и затем эксплуатировать ее в свою пользу.

Многие смело идут за вожаками, влияющими на них красноречием, силой, а иногда просто громким голосом.

Наконец, и личная обстановка играет немалую роль. Убийцы Домициана, Нерона и Калигулы действовали с целью самозащиты: они убивали исключительно для того, чтобы не быть убитыми.

Многие из известных нам итальянских анархистов были прежде скромными чиновниками, приказчиками, военными и прочее и оставались покойны до той минуты, пока потеря места, уменьшение жалованья или дурное обращение начальства не толкнуло их на революционный путь.

Надо заметить, однако же, что ни ухищрения вожаков, ни влияние случая или личной обстановки не поколебали бы мизонеизма этих случайных преступников, опирающегося на любовь к жизни, столь сильную у среднего человека и столь грозно обставленную драконовскими законами деспотических правительств, если бы самый их организм не представлял собой уже готовой почвы для нарушения равновесия.