Политическая преступность

5) Косвенные самоубийства. В эту рубрику мы считаем себя вправе внести тех странных преступников, которые убивают или скорее весьма неловко пробуют убивать выдающихся людей для того, чтобы покончить с надоевшей им собственной жизнью, прекратить которую своими руками они не решаются.

Одним из самых свежих примеров в данном случае может служить Олива-и-Манкузо, в 1878 году покушавшийся на жизнь испанского короля Альфонса, даже с точки зрения революционеров, ничем не заслужившего такого к себе отношения. Благодаря многим дегенеративным признакам физиономия этого субъекта сильно отличается от физиономии других преступников по страсти.

Обладая слабым умом и неуживчивым характером, он вопреки желанию семьи, советовавшей ему заняться гуманитарными науками, предался изучению математики, но за малоуспешностью своих занятий бросил науки и делался последовательно скульптором, типографщиком, земледельцем, бочкарем и наконец солдатом. К этой последней профессии он оказался вполне годным.

Вернувшись по окончании срока службы к скульптуре, он стал зачитываться ультралиберальными газетами, а работал плохо и мало. Соскучившись жизнью, не соответствовавшей его вкусам, он много раз собирался покончить с собой и наконец, получив от отца деньги на поездку в Алжир, отправился вместо того в Мадрид, где и совершил свое покушение.

Этот случай, по мнению Модели, Эскироля и Крафт-Эбинга, есть чистое косвенное самоубийство.

Точно то же можно сказать и о Нобилинге, в 1878 году в Берлине стрелявшем из ружья в германского императора и потом пробовавшем застрелиться из того же ружья. Он также принадлежал к числу людей, выбитых из колеи, и отличался обилием признаков вырождения (гидроцефалия, асимметрия лица). Будучи лауреатом философии, он занялся политической экономией, написал статью экономического характера и получил место в прусском статистическом бюро, где ему поручили очень ответственную работу, к которой он, однако же, отнесся весьма небрежно, почему и был уволен. Проехавшись затем по Франции и Англии, он вернулся в Германию, но не мог приспособиться ни к какой систематической работе. Тогда-то ему и пришла в голову мысль о покушении, а восемь дней спустя он ее выполнил.

Товарищи описывали его перед судом как человека эгоистичного и упрямого, неисправимого мечтателя, занимавшегося спиритическими и социалистическими теориями, о которых он постоянно толковал, хотя и довольно бессвязно. За все это он получил прозвище «петрольщика» и «коммуниста».

Перед нами, следовательно, стоит человек отнюдь не преступного закала; человек интеллигентный, научно образованный, хотя несколько мистик. На политическое преступление его толкнуло, вероятно, несоответствие чересчур самолюбивых надежд со скромными средствами интеллекта – крушение мечты о славе, не соответствовавшей житейской обстановке.

Другой подобный же субъект, Кордильяни, бросавший камни в итальянскую палату депутатов, будучи спрошен, зачем он это делал, отвечал, что из желания попасть в тюрьму. Принадлежа к числу членов республиканского клуба, он за несколько дней до своего проступка просил, чтобы его вычеркнули, так как, собираясь совершить великое дело, он боится причинить неприятности товарищам по клубу. Другим он сообщал, что надеется получить от правительства пенсию за дело, которое намерен предпринять. В самом клубе он иногда вел себя очень странно; раз, например, явился в костюме Чичеруаччо, с фригийским колпаком на голове, так что его сочли сумасшедшим. На суде многие свидетели отзывались о нем как об экзальтированном человеке, мечтавшем о самоубийстве. Сидя в тюрьме, он страдал бредом, пантофобией и покушался на свою жизнь.

Пассананте тотчас же после ареста сказал, что покушался на жизнь короля в полной уверенности, что сам тотчас же будет убит, чего искренно желал, так как жизнь ему опротивела вследствие дурного отношения к нему хозяина. За два дня до покушения он действительно был больше озабочен своим положением, чем предстоящим цареубийством, и в минуту ареста старался преувеличить свою вину.

Этим обстоятельством, так же как присущим Пассананте тщеславием, можно объяснить, почему он отказался идти на кассацию приговора. Узнав о своем помиловании, он не столько обрадовался, сколько опечалился по поводу того, что газеты теперь будут над ним смеяться.

Фраттини бросил в Риме, на площади Колонна, бомбу, которая многих ранила. На суде он заявил, что никому не хотел причинить вреда, а хотел только протестовать против современного строя и что, во всяком случае, удовольствовался бы победой над феодальным дворянством!

Разочарование в жизни играло большую роль в его сумасшедших предприятиях, доказательством чему могут служить следующие два отрывка из его сочинений:

«Не за свободу и тем более не за жизнь свою я боюсь, нет!.. Напротив, если бы у меня их отняли, то это было бы большим для меня благодеянием».