Вслед за каждым из этих покушений появляется слух, что автор его – сумасшедший. Откуда берутся эти слухи? Не то они возникают в публике самопроизвольно, не то идут от родных и знакомых преступника или от тех, против кого преступление было направлено. Но причина их возникновения вполне понятна. Преступление вызывается чаще всего не какими-нибудь реальными выгодами, не низостью или злобой душевной, а болезненной импульсивностью, преувеличенной впечатлительностью, иногда даже инстинктами высшего порядка. Преступники суть почти всегда люди, доведенные до отчаяния и мучимые навязчивой идеей, встречающей препятствие к своему осуществлению. Будучи постоянно раздражаемы ею, они становятся маньяками, начинают чувствовать необходимость перейти к действию не для того, чтобы отомстить кому-либо или приобрести что-либо, а для того, чтобы проявить свою идею, свое право, чтобы протестовать и тем успокоить самих себя. Вместо того чтобы скрывать свое преступление, они первые признаются в нем и даже хвастаются им. Зная, что ничего этим не выиграют, а, напротив, могут даже все потерять, не исключая жизни, они тем не менее стараются найти исход мучающим их чувствам. Поэтому-то их экзальтация и необъяснимое поведение принимает в глазах публики форму сумасшествия».
Следует заметить, между прочим, что Вита в своей рукописи весьма часто упоминает о каком-то великом открытии, о великой идее, не говоря, в чем она состоит. Из других его сочинений видно, однако же, что дело идет ни больше ни меньше как о новой религии.
Весьма естественно, что маттоиды, не обладая настоящей гениальностью, излагают не свои собственные, а чужие идеи, всегда их преувеличивая и на свой манер. Так, у Бозизио мы встречаем преувеличение мальтузианства, у Томмази – практическое применение дарвиновских идей о подборе к болезненному эротизму, у Чианкеттини – применение крайнего социализма к практике и т. д.
4)
У таких людей имеются обыкновенно и признаки вырождения в организме хотя в небольшом количестве.
Так, у некоего П., отравившего свою жену и сжегшего ее труп, чтобы скрыть следы, но претендовавшего на изобретение
Г. К., крестьянин 57 лет от роду, со здоровой наследственностью и без видимых признаков вырождения, несмотря на отсутствие образования, постоянно пишет плохие стихи и претендует на изобретение особого удобрения (смесь золы оливкового дерева с мочой ребенка), которое старается распространять ради общего блага, но под этим предлогом… обкрадывает своего компаньона.
Де ла Р., носящий громкую фамилию, старается выдать себя за политического деятеля с тем же именем, открывает подписку и жертвует крупную сумму на поднесение подарка королю, а семья его в то же время сидит голодная; трется в кругах писателей и журналистов, а в то же время совершает мошенничества и занимается содомским грехом.
Д., кретинообразный молодой человек, с детства отличающийся жестокостью; к 22 годам он уже успел быть двадцать раз судимым за лень и небольшие кражи; 18 лет от роду, сидя в тюрьме, Д. бил и обижал слабых, выставляя себя их защитником в журнальчике, который вел и раздавал товарищам ежедневно.
Таким же был и Обертен, несколько лет тому назад заставивший говорить о себе покушением на жизнь Ферри. Сорока лет от роду, худой, седеющий блондин, он лет 12 тому назад женился на молоденькой девушке и открыл модный магазин; но жена вскоре ему изменила, причем он проломил палкой голову ее соблазнителю, а чтобы избежать наказания за это и получить повод к разводу, сам себя связал в постели и притворился избитым. Хитрость эта не удалась, однако же и на суде было доказано, что он сам содействовал распутству жены. В газетах над ним посмеялись по этому поводу. Затаив злобу, он сделался живописцем по стеклу, но вскоре опять попал на скамью подсудимых за шантаж и диффамацию. Тогда О. решился отомстить обществу в лице тех, которые им управляют, и выбрал для этого Ферри как самого видного политического деятеля.
Между прочим, он писал стихи. В маленькой поэме, озаглавленной: «Пусть тебя повесят где-нибудь в другом месте», он рассказывает историю кражи, совершенной им в детстве. Войдя с матерью в лавку, он стащил в ней что-то, но мать заметила, заставила его возвратить украденную вещь и на коленях просить прощения у лавочников.
Поэма оканчивается следующим образом: