Между тем и в нем замечались некоторые ненормальности. Так, раза два или три в неделю «на него находило вдохновение», под влиянием которого Кромвель начинал проповедовать, что служит доказательством мистицизма, почти безумного; в ранней молодости он несколько раз звал по ночам врача под тем предлогом, что чувствует себя умирающим, тогда как на самом деле был совсем здоров; в течение жизни Кромвель часто имел галлюцинации, видел крест, дьявола и т. п.
Один из новейших биографов Наполеона, Тэн, говорит следующее:
«По темпераменту, инстинктам, способностям, воображению и нравственности он казался совершенно иначе созданным, чем его сограждане и современники. Будучи как бы предназначен для побед и командования, он отличался не только остротой и универсальностью ума, но еще гибкостью, силой и постоянством внимания, дозволявшим ему проводить по восемнадцати часов за работой.
Количество фактов, которое его память в состоянии была удержать, и количество идей, над которым он мог работать, превосходили, по-видимому, способности человека. И этот ненасытный, неистощимый, неизменяющийся ум работал без перерыва в течение тридцати лет».
Никто не обладал таким легко возбудимым мозгом; такой беспокойной впечатлительностью; такой мыслью, увлекающейся своим собственным течением; такой легкой и обильной, хотя несдержанной речью, как Наполеон. Это потому, что гениальность его переливалась через край.
Но ведь для того, чтобы координировать между собой такие страсти и способности, для того, чтобы управлять ими, нужно сознательное усилие; у Наполеона это усилие обусловливалось стремлением стать в центре всего, поставить все в зависимость от себя, то есть чистый эгоизм, активный и всепоглощающий, развитый воспитанием и обстановкой, пропорциональный душевным силам и способностям, усиленный успехами и всемогуществом. Таким образом, можно сказать, что политическая деятельность Наполеона была направляема эгоизмом, поддерживаемым гениальностью.
2)
Так, по его словам, Ривадура был ипохондрик и умер от размягчения мозга; Мануэль Гаргиа также страдал ипохондрией и умер от какого-то мозгового страдания; адмирал Браун страдал манией преследования; Лопес, автор аргентинского гимна, умер от нервного истощения; доктор Варела был эпилептиком; Валь-Гомес умер от кровоизлияния в мозгу; инженер Бельтран, герой войны за независимость, сошел с ума; полковник Эстомба, прославившийся во время гражданских войн в Аргентине, тоже сошел с ума, а Монтеагудо страдал истерией и мегаломанией.
3)
В Италии, например, большинство образованных людей, если не все сплошь, давно уже убедились, что классическое образование есть скорее простое украшение, чем существенная часть воспитания. Мы давно это говорили вместе с Графом, Серджи, Анджиулли, Морселли и прочими. По этому поводу были даже интерпелляции в парламенте, но ничего, кроме смутных обещаний, полумер и бесплодных попыток, из этого не вышло. Вообще без вмешательства гениального государственного человека оппозиция всякому нововведению, опирающаяся на старые привычки, невежество и робость, может продолжаться веками.
Наоборот, надо заметить, что и гениальные люди, не встречающие подготовленной среды, остаются непонятыми или незамеченными. Вот почему успех революции всегда зависит от соответствий между идеями гениальных людей и развитием народа, так что если большое количество первых влияло на общественную жизнь Афин, то не следует забывать, что и высокая культура афинян, и быстрая смена правительствующих партий в республике влияли на появление в ней гениальных людей. Вообще в странах республиканских или служащих ареной для ожесточенной борьбы партий (Флоренция в эпоху Гарибальди) появляется большее количество великих людей, чем в абсолютных монархиях и в покойное время.
Если, однако, Флоренция в эпоху республиканских смут проявила максимум итальянской гениальности, то при подобных же смутах в Южной Америке, во Франции (в 1789 году), а отчасти в междоусобной войне Северо-Американских Штатов подобного явления не замечается. Там выдвигались люди не великие, а только полезные при данных обстоятельствах, которые считались великими скорее за услуги, ими оказанные, чем за их действительную психическую мысль.