1)
Правда, в физике прославилась Мэри Соммервилль; в литературе блещут имена: Джордж Эллиот, Жорж Санд, Даниэль Стерн, мадам де Сталь; в художестве составили себе имя Роза Бонер, г-жи Лебрен и Мараини; Сафо, г-жи Готье и Дэвидсон создали новый жанр в поэзии; Элеонора д’Арборса еще во времена полуварварские (1400 год) взяла на себя инициативу правовой реформы, достойной нашего времени (теперь это отрицается); св. Екатерина Сиенская имела большое влияние на политику и религию своего времени; Сара Мартен, бедная портниха, сумела повлиять на реформу тюрем; г-жа Бичер-Стоу играла роль в аболиционистской эволюции Соединенных Штатов и прочее. Но ни одна из этих писательниц и деятельниц не возвысилась до гениальности Ньютона, Микеланджело, даже Бальзака.
Пульхерия, Цинга д’Анголь, Мария Медичи, Луиза Савойская, Мария-Кристина, Мария-Терезия, Екатерина II, Елизавета Английская были хорошими правительницами и обладали большим политическим талантом, точно также, как среди демократок г-жи Ролан, Фонсека, Жорж Санд, Адан. Стюарт Милль утверждает, что в трех четвертях случаев, когда маленькие индейские государства управлялись энергично и умело, правительницами были женщины. Но, во всяком случае, давно уже замечено, что когда правит женщина, то ею командуют мужчины (и наоборот), да и вообще число великих женщин ничтожно по сравнению с числом таковых же мужчин. То же следует сказать и по отношению к храбрости, хотя блестящими примерами таковой могут служить: Екатерина Сфорца, Жанна д’Арк, Кордьера, Анита Гарибальди, Энрикетта Кастильони и другие, а равно и женщины, прославившиеся при осадах Мальты, Сиены, Кипра, Ля-Рошели и прочих.
Эти факты потому и были замечены, что являлись слишком неожиданными, исключительными. Можно, пожалуй, сказать, что деспотизм мужчин, лишая прекрасный пол голоса в политике и активного участия в войнах, не дает женщинам возможности проявить себя; но если бы последние действительно по большинству обладали великими политическими, научными и прочими талантами, то они проявились бы именно в борьбе с препятствиями, тем более что в оружии у них недостатка не было, и не было даже недостатка… в друзьях среди вражеского лагеря.
То же можно сказать и о революциях, в которых женщины участвуют весьма мало (за исключением революций религиозных). В английской, голландской и американской революциях, например, они совсем не участвовали.
Никогда женщины не создавали новых религий и не стояли во главе крупных политических, научных или артистических движений.
В Италии, по данным, собранным Д’Айалой и Ванначи, из 966 мучеников за независимость женщин было всего 15, то есть 1,55 %. Наоборот, таких женщин, которые противодействовали прогрессивным движениям, всегда было большинство. Женщина, подобно ребенку, в высшей степени мизонеична; она стремится сохранить религию, нравы и обычаи предков даже тогда, когда мужчины уже от них отказались. В Америке есть племена, в которых только женщины говорят на родном языке, а мужчины давно уже его позабыли. В медвежьих уголках Сицилии и Сардинии женщины до сих пор сохраняют древние, пожалуй, еще доисторические суеверия вроде лечения камнями.
Из этого не следует, однако же, чтобы они не являлись иногда (именно благодаря отсутствию гениальности) фанатичными сторонницами мелочных нововведений, как это доказываете быстрая смена мод; крупных перемен, не влияющих на их положение, они не любят.
«В делах они видят только личности, – пишут Гонкуры, – и черпают свои принципы из чувства».
«Отсутствие объективности и сочувствие слабому, – сказал Спенсер, – делают их более сострадательными, чем справедливыми. Быстро, ясно и верно схватывая все личное и близкое им, женщины с трудом воспринимают общее, отвлеченное и отдаленное… Женщины чаще мужчин ошибаются в определении общего блага, потому что видят только близкие результаты мероприятий, не обращая внимания на отдаленные… Преклоняясь перед властью и авторитетом, женщины склонны поддерживать сильное правительство и духовенство»… а потому «меньше мужчин уважают свободу, не номинальную, а настоящую, ту, которая ограничивается только свободой других».