Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.

Новый этап в истории политической цензуры, связанный с острой политической борьбой и усилением внимания партии к вопросам культуры и роли творческой интеллигенции в социалистическом строительстве, охарактеризовался более требовательным отношением к цензурным органам и эффективности их работы. Поэтому деятельность Главреперткома и Главлита была подвергнута резкой критике. В связи с этим 14 ноября 1925 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение^{419} о создании Комиссии Политбюро по проверке деятельности Главлита и Главреперткома. В состав комиссии вошли Скворцов-Степанов, Сырцов, Варейкис, Луначарский, Марецкий, Лелевич, Воронский, Рязанов, Сенюшкин, Яковлева^{420}. Комиссия провела работу по проверке Главлита, итогом которой стала справка о его деятельности, представленная на заседании ОБ ЦК 7 марта 1926 г.^{421} В ней основные задачи Главлита определялись следующим образом: идеологически-политическое наблюдение и регулирование книжного рынка (статистический учет выходящей литературы, разрешение и закрытие издательств, утверждение издательских программ, издателей и редакторов, регулирование тиража); предварительный и последующий просмотр литературы (идеологически-политического характера и на предмет сохранения экономических и военных тайн); изъятие с книжного рынка и из библиотек «вредной» литературы, выходившей в дореволюционные годы и последующий период. В качестве оперативных задач назывались охрана военной и экономической тайны и регулирование деятельности частных издательств; эти задачи были определены в резолюции Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах воздействия на книжный рынок»^{422}.

Если постановляющая часть справки комиссии носила скорее формально-обязательный характер, то подготовительные материалы содержали подробный анализ новых тенденций, появившихся в работе Главлита в новой политической обстановке. В записке П.И. Лебедева-Полянского, подготовленной специально к заседанию Оргбюро, подробно раскрываются наиболее характерные методы и формы деятельности цензуры и ее взаимоотношения с партийными органами, важные с точки зрения понимания проблемы вертикали власти и выявления механизма принятия решений. Отметим, прежде всего, утверждение, что Главлит находится в тесной связи с центральными партийными органами, в частности с Агитпропом, Отделом печати ЦК, работники которого входят в Коллегию Главлита, снабжают его директивами и «получают от него спорадическую и ежедневную отчетность». В развитии этого взаимодействия руководитель Главлита предлагал предоставлять Отделу печати ЦК, помимо текущих отчетов, «специальные, содержащие идеологически-политическую характеристику отдельных видов литературы»^{423}. Как мы убедимся, в последствии этот «жанр» стал постоянным. С помощью таких отчетов осуществлялось информирование Главлитом идеологических отделов ЦК о культурной ситуации в стране. При общей характеристике книжного рынка в СССР говорилось, что, несмотря на отдельные достоинства, заметно преобладание книг отрицательного характера: «русская беллетристика страдает чаще такими недостатками — бульварный характер, низкопробный эротизм и порнография, идеалистические тенденции, отсутствие классовой установки, необоснованная патетика, бесплодная фантастика, неубедительное изображение положительных героев, психологизм не первого сорта, идеологическая путаница, неясность политических воззрений»^{424}. Давалась отповедь изданиям, вышедшим в частных издательствах, особенно ленинградских. Однако, справедливости ради, Главлит констатирует, что «из 179 прорецензированных книг только 11 можно отнести к определенно плохим, главным образом по литературным качествам»^{425}. Общее количество запрещенных рукописей, прошедших через Главлит и Мосгублит, по всем частным издательствам — 47, что составляло на тот момент 3,4% от всех запрещенных рукописей по всем издательствам вместе. Ленгублитом было запрещено 68 рукописей частных издательств, что составляло 4,1% от всех запрещенных Ленгублитом рукописей^{426}. О ситуации в частном секторе говорилось, что в ближайшее время он «захиреет» и станет послушнее, «преследуя не столько идеологические цели, сколько коммерческие». Цинизм, с которым чиновники рассуждали об удушении частных издательств, в дальнейшем распространился и на все проявления самостоятельности в идеологии и культуре (например, в сферах кинодела и радиодела), при этом как инструмент воздействия государство использовало финансовые и технические средства.