Читаем Политическая власть полностью

Свойство власти подчинять себе человека подчеркивается и в следующем утверждении: «Не так трудно представить себе государство, чрезвычайно отличное от нашего настоящего и прошлого о нем опыта, но нельзя мыслить его без властвования и подчинения»[18].

Французский правовед Леон Дюги (1859–1928) доказывал, что власть принуждения составляет обязательное условие, которому должна удовлетворять всякая властвующая группа людей. Конечно, оговаривался он, само по себе принуждение не образует политической власти. Однако без нее никакая власть таковой считаться не может[19].

Для известного русского канониста Н.А. Заозерского (1851–1919) понятием «власть» также обозначается способность действовать посредством права, при этом все граждане обязаны беспрекословно повиноваться властителям под страхом ответственности за непослушание[20].

Эти и аналогичные формулировки кажутся столь естественными, что их некогда охотно использовал в своих работах и автор данных строк, забывая, что самое очевидное еще не есть истинное.

Безусловно, достижение общего блага невозможно без изъятия у индивида его свободы, пусть даже и потенциально-гипотетической, в действительности у него отсутствующей, и навязывания ему политической властью общих правил поведения и действия. Собственно говоря, такое навязывание и есть проявление воли, силы и принуждения. Но оно совершенно неизбежно: любой закон, принимаемый политической властью, носит общий характер, формален, рассчитан на «среднего» человека, являет собой в известной степени «прокрустово ложе», отсекающее все «лишнее», пусть даже оно принадлежит к выдающимся явлениям. Общий мир и общая правда «для всех» важнее частного интереса, пусть даже за ним стоит гений и талант. Так было, есть и будет всегда, меняются лишь способы принуждения, применяемые политической властью, и границы ограничений, налагаемых ею на индивида.

Казалось бы, эти жертвы не напрасны, поскольку лишь при обеспеченном властью правопорядке человек только и может существовать мирно и безопасно, развиваясь как личность. Однако, как многократно демонстрирует история, власть политическая нередко хладнокровно преследует собственные интересы в ущерб общественным, принимая деспотические черты. Не удивительно поэтому, что часто она наделяется самыми мрачными характеристиками «душителя свободы». Как минимум, некоторые осторожные умы ставят под сомнение приписываемые власти благодеяния, ради которых ее приходится терпеть. А известный современный политолог (разумеется, не он один) без обиняков определяет политическую власть, как силу чуждую обществу[21].

Еще более мрачный характер имеет следующая классическая эпитафия: «Власть возникла против воли Бога. От Бога происходит лишь свобода, а не власть. Бесспорно, начало власти связано с существованием зла. Власть принуждена бороться с проявлениями зла, в этом ее функция. Но она сама сеет зло и бывает источником зла. Всякая власть, открыто и прикрыто, заключает в себе яд»[22].

Но разнятся не только оценки политической власти. При здравом размышлении такие ее «общепризнанные» свойства, как сила, воля и принуждение, на поверку выглядят не столь очевидными, как кажется на первый взгляд.

II

Употребляя выражения «воля», «сила», власть», «право», «государство», мы должны отдавать себе отчет в том, что перед нами не столько (или не только) юридические, политические или социологические понятия, но психологические, а также философские – в зависимости от контекста, в котором они употребляются. Поэтому их рассмотрение в совокупности должно удовлетворять конкретной методе: соединять право в юридическом, позитивном смысле в одном суждении с силой, как психическим явлением – тоже самое, как смешивать горячее и соленое. Но именно это зачастую происходит в научной литературе, этот же подход прочно закрепился и в обыденном сознании, что приводит к весьма сомнительным выводам. Приведем рядовой пример.

Как известно, с политической властью органично связаны понятия «правовая деятельность», «законодательное регулирование» – иначе чем государство отличается от иного общественного союза?! И, как издавна принято утверждать, тем-то закон (право) и отличается от нравственности, что последняя обращена к нашей личной воле и исполнение ее правил всецело отдано на откуп нашему осознанному выбору[23].

Напротив, право (закон), как говорят, по самой своей природе имеет свойство принуждения, силы. Именно по той причине, что исходит от политической власти, которая в существе своем сама есть принуждение. И ей все равно, вследствие каких мотивов человек подчинится закону – из опасения наказания или исходя из высших побуждений. Главное, чтобы гражданин исполнил закон, подчинился власти, этот закон принявшей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный
История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный

Обычно алхимия ассоциируется с изображениями колб, печей, лабораторий или корня мандрагоры. Но вселенная златодельческой иконографии гораздо шире: она богата символами и аллегориями, связанными с обычаями и религиями разных культур. Для того, чтобы увидеть в загадочных миниатюрах настоящий мир прошлого, мы совершим увлекательное путешествие по Древнему Китаю, таинственной Индии, отправимся в страну фараонов, к греческим мудрецам, арабским халифам и европейским еретикам, а также не обойдем вниманием современность. Из этой книги вы узнаете, как йога связана с великим деланием, зачем арабы ели мумии, почему алхимией интересовались Шекспир, Ньютон или Гёте и для чего в СССР добывали философский камень. Расшифровывая мистические изображения, символизирующие обретение алхимиками сверхспособностей, мы откроем для себя новое измерение мировой истории. Сергей Зотов — культурный антрополог, младший научный сотрудник библиотеки герцога Августа (Вольфенбюттель, Германия), аспирант Уорикского университета (Великобритания), лауреат премии «Просветитель» за бестселлер «Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии». 

Сергей О. Зотов , Сергей Олегович Зотов

Религиоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Поэзия как волшебство
Поэзия как волшебство

Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием. В приложении приводится работа К. Д. Бальмонта о музыкальных экспериментах Скрябина, развивающая основную мысль поэта о связи звука, поэзии и устройства мироздания.

Александр Викторович Марков , Константин Дмитриевич Бальмонт

Языкознание, иностранные языки / Учебная и научная литература / Образование и наука
Приключение. Свобода. Путеводитель по шатким временам. Цивилизованное презрение. Как нам защитить свою свободу. Руководство к действию
Приключение. Свобода. Путеводитель по шатким временам. Цивилизованное презрение. Как нам защитить свою свободу. Руководство к действию

Книги, вошедшие в настоящее издание, объединены тревожной мыслью: либеральный общественный порядок, установлению которого в странах Запада было отдано много лет упорной борьбы и труда, в настоящее время переживает кризис. И дело не только во внешних угрозах – терроризме, новых авторитарных режимах и растущей популярности разнообразных фундаменталистских доктрин. Сами идеи Просвещения, лежащие в основании современных либеральных обществ, подвергаются сомнению. Штренгер пытается доказать, что эти идеи не просто устаревшая догма «мертвых белых мужчин»: за них нужно и должно бороться; свобода – это не данность, а личное усилие каждого, толерантность невозможна без признания права на рациональную критику. Карло Штренгер (р. 1958), швейцарский и израильский философ, психоаналитик, социальный мыслитель левоцентристского направления. Преподает психологию и философию в Тель-Авивском университете, ведет колонки в газетах Haaretz и Neue Zurcher Zeitung.

Карло Штренгер

Юриспруденция / Учебная и научная литература / Образование и наука
Поэтика Достоевского
Поэтика Достоевского

«Мы считаем Достоевского одним из величайших новаторов в области художественной формы. Он создал, по нашему убеждению, совершенно новый тип художественного мышления, который мы условно назвали полифоническим. Этот тип художественного мышления нашел свое выражение в романах Достоевского, но его значение выходит за пределы только романного творчества и касается некоторых основных принципов европейской эстетики. Достоевский создал как бы новую художественную модель мира, в которой многие из основных моментов старой художественной формы подверглись коренному преобразованию. Задача предлагаемой работы и заключается в том, чтобы путем теоретико-литературного анализа раскрыть это принципиальное новаторство Достоевского. В обширной литературе о Достоевском основные особенности его поэтики не могли, конечно, остаться незамеченными (в первой главе этой работы дается обзор наиболее существенных высказываний по этому вопросу), но их принципиальная новизна и их органическое единство в целом художественного мира Достоевского раскрыты и освещены еще далеко недостаточно. Литература о Достоевском была по преимуществу посвящена идеологической проблематике его творчества. Преходящая острота этой проблематики заслоняла более глубинные и устойчивые структурные моменты его художественного видения. Часто почти вовсе забывали, что Достоевский прежде всего художник (правда, особого типа), а не философ и не публицист.Специальное изучение поэтики Достоевского остается актуальной задачей литературоведения».Михаил БахтинВ формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Михаил Михайлович Бахтин , Наталья Константиновна Бонецкая

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука