Политические деятели викторианской Англии

Сэр Роберт Пиль, вне всякого сомнения, один из самых умных, честных и трудолюбивых политиков своего века. Его часто упрекали в упрямстве, но на самом деле он проявлял чудеса гибкости, не впадая при этом в оппортунизм. Характеризуя его правление и жизнь, лорд Блейк пишет: «Пиль был одним из величайших государственных деятелей своей эпохи. Он был талантливейшим администратором… До тех пор, пока Дизраэли не разбил его, он не имел равных соперников в палате общин»[68]. Как заметил Андре Моруа: «Пиль был ближе к заводам, чем к замкам или хижинам. Он скорее был пуританином, чем рыцарем». И если он был во главе консерваторов, то сердце его было на стороне либералов.

Лорд Джон Рассел

Лорд Джон Рассел (или Расселл) происходил из знатной вигской семьи герцогов Бедфордов. Он был очень маленького роста, что служило мишенью для многочисленных эпиграмм и карикатур. Его рост составлял 5 футов 5 дюймов. Королева Виктория, которая сама была невысокой, отметила, что он ростом с неё, если не меньше. Сам он, похоже, не слишком расстраивался по этому поводу, будучи удовлетворён своим высоким положением[69].

Как уже отмечалось, лорд Джон Расселл происходил из семьи герцога Бедфорда. Он был его третьим сыном, поэтому лордом он назывался «из учтивости», пока королева не возвела его в графы в 1861 году. Поэтому звание лорда ставится перед его именем. Лорд Джон не отличался крепким здоровьем в детстве, что избавило его от всех «прелестей» английских привилегированных школ. Он получил домашнее воспитание. Поскольку его отец, шестой герцог Бедфорд, был резким критиком английской системы высшего образования и не раз публично обрушивался на Оксфордский и Кембриджский университеты, он отправил своего сына учиться в Эдинбургский университет.

В 1813 году, по окончании университета и едва перешагнув рубеж совершеннолетия (21 год), лорд Джон стал членом парламента от «карманного местечка» Тэвисток. По семейной традиции он примкнул к вигам и был членом палаты общин почти 50 лет. Впрочем, первоначально он не блистал ни ораторским, ни административным талантом. Хотя, возможно, это можно объяснить тем, что партия вигов была долгое время в оппозиции. Правда, свою первую речь Рассел посвятил критике правительства тори, которое решило приостановить закон о неприкосновенности личности (Habeas Corpus Act). Кроме того, он совершил путешествие по Европе и посетил Наполеона на острове Эльба. В дальнейшем лорд Джон занимался не столько политикой, сколько литературой или, лучше сказать, сочинительством. Он написал и опубликовал исторический роман, трагедию в пяти актах в стихах, биографию своего предка Уильяма Рассела, казнённого при Стюартах незадолго до Славной революции, а также собрание стихов собственного сочинения. Позднее Дизраэли называл эти книги «худшими произведениями в истории английской литературы». Кроме того, как и всякий приличный аристократ той эпохи, он вёл весьма рассеянный образ жизни, имел несколько официальных любовниц и внебрачных детей.

В конце 1820-х годов Рассел неожиданно для многих всерьёз занялся политикой и агитацией в пользу парламентской реформы. Когда лорд Грей сформировал правительство в 1830 году, лорд Джон получил второстепенный пост генерального почтмейстера. Вскоре он оказался членом правящего кабинета и одним из четырёх министров, ответственных за проведение Билля о реформе. В 1831 году Рассел делал по нему доклад в палате общин и отвечал на вопросы, поэтому по праву считается одним из авторов этого законопроекта. В бурный период борьбы за реформу Рассел разъезжал по стране и выступал на митингах и собраниях. Это сразу сделало его имя одним из самых популярных в стране. Кроме того, он рьяно отстаивал религиозные свободы как для католиков, так и для разного рода нонконформистов, то есть протестантов, не признающих официальную англиканскую церковь. Многие были удивлены его маленьким ростом, когда он покидал трибуну или вставал со стула. Известный критик и острослов того времени Сидней Смит с иронией писал по этому поводу, что до реформы 1832 года Рассел был более шести футов росту, но он так долго варился во всей этой политической каше (в оригинале — в супе), что уварился (he is boiled down to) до тех пропорций, в которых его теперь видят.