Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

На волне появления новых дисциплин и методов, таких как математическая экономика и социология, создаются и другие институты. Быстрыми темпами институционализируется эконометрика. За каких-то восемь лет, с 1958 по 1966 год, лидеры этой школы занимают ведущие посты в двух экономических институтах и устанавливают тесные связи с социологией, которая тогда тоже находилась в стадии институционализации. Первоначальный импульс задан знаменитым статистиком, членом Академии наук В.С. Немчиновым[61], который стремится противостоять господству консерваторов и облюбованного ими сектора политической экономии[62]. В 1963 году правительство, желая ускорить введение методов информатики в экономику, разрешает создать в Москве Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ)[63]. Представители эконометрики установят также контроль над Институтом экономики и организации промышленного производства (ИЭОПП) в Новосибирске, работавшим под руководством А. Аганбегяна. Эта быстрая институционализация стала знаком официального признания определенного метода (введения математики и информатики в управление и планирование народного хозяйства) и определенной идеологической ориентации («рыночного социализма»). Исследователи из ЦЭМИ развивают теорию под названием «система оптимального функционирования экономики» (СОФЭ), призванную ввести некоторые рыночные механизмы в теорию и практику социалистической экономики. Исследуя процессы инфляции в СССР, они приходят к выводу о необходимости децентрализации экономики, предоставления большей автономии предприятиям (благодаря возможности их прямого доступа к ресурсам через оптовый рынок), определения цен не через затраты, а через стоимость, и их свободной флуктуации. В 1965 году работы основателей эконометрики награждены наивысшими знаками отличия, присуждаемыми правительством (в том числе Ленинской премией).

Институционализация социологии продвигается гораздо медленнее. Ее первое оформление происходит в 1958 году, но речь идет не о лаборатории и уж тем более не об институте, а всего лишь об «ассоциации» – Советской социологической ассоциации (ССА). Первая лаборатория, занимающаяся исследованиями труда и повседневной жизни, создана в 1961 году в московском Институте философии[64]. Вплоть до 1968 года, когда появляется первый институт социологии (Институт конкретных социологических исследований, ИКСИ), эта дисциплина остается под каблуком у философии, хранительницы марксистской догмы. Чтобы выйти из-под власти марксистско-ленинской идеологии, социология, как и некоторые исторические школы, отдает предпочтение эмпирическим исследованиям. На ниве исторической науки школа так называемой «новой ориентации» и ее лидер Михаил Гефтер призывают к развитию исследований по модели «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта», выступают против «исторического материализма, который отказывается поверять теорию социальной реальностью»[65]. С социологией же было сложнее. Если первые исследования труда поощрялись властью, то работы в других областях принимались настороженно. Однако в 1960-е годы им по крайней мере никто не пытался препятствовать. В институциональном плане социологи стремились найти защиту под крылом у экономистов, в частности в эконометрике. В 1961 году новосибирский ИЭОПП принимает в свое лоно Центр исследований по проблемам молодежи, а в 1966-м – Отдел социологии труда под руководством Татьяны Заславской.

Институты, созданные в 1960-е годы, расширяют сферу своего влияния за пределы научной сферы – в вузы, в государственный и партийный аппарат. Постсталинская власть не тормозит эту экспансию, а даже, наоборот, ее поощряет. Ища поддержки у академического истеблишмента, она, возможно, вынашивала план наделить этот сегмент советской элиты полномочиями по принятию решений «наравне с партаппаратом, административной бюрократией и ВПК»[66].

Некоторым из этих новых институтов разрешено создавать кафедры в самых элитных вузах, например в МГУ, на этом стратегическом плацдарме для интеграции во властные структуры, или в Новосибирском государственном университете, призванном стать кузницей кадров для Сибирского отделения Академии наук. Иметь кафедры в таких учреждениях означало обладать мощным подкреплением собственной легитимности в академическом поле, особенно на случай изменения политического курса.