Читаем Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства полностью

Несмотря на то что неформальное движение отсылает к очень разнородной совокупности типов организаций и форм мобилизации, ему удается сформировать некую коллективную идентичность. Как форма «клуб», так и термин «неформал», существовавшие до Перестройки, присваиваются новыми акторами, которые переопределяют и по-новому их используют. Вскоре лидеры основных политических клубов уже стремятся привести всю эту разнородность к общему знаменателю, к идентичности, способной создать между ними некую связь, а также обозначить отличие от других политических акторов, порождая общий эффект «движения». Термин «неформал» оказывается в эпицентре этого формирования идентичности. Прежде всего, он является синонимом «неофициального», «независимого» от государственных органов. Но это также и политическое позиционирование: неформалы в основном принадлежат к «левым». Однако сам термин «левые» неоднозначен. С одной стороны, он отсылает к классической западной типологии: большинство клубов определяют себя как «социалистические» (с разными нюансами), что в контексте 1987—1988 годов означает близость с партийными реформаторами. С другой стороны, этот термин обретает специфический смысл в традиционной российской терминологии, которая тогда вновь всплыла на поверхность, обозначая силы, выступающие за политическую и экономическую либерализацию. Два эти смысла не обязательно совпадают друг с другом, и двойственность понятия будет оказывать глубокое влияние на «неформальную» идентичность в течение всего ее существования.

Как мы уже сказали, структура игры, в которую были втянуты московские клубы, достаточно стабильна. Их официальные собеседники – партия, комсомол, институты, принадлежащие интеллектуальным средам, КГБ… – занимают четко определенное место в политической системе, которая сама еще сохраняет консистентность, хотя в начале Перестройки уже и проявляет первые признаки деформации. Одним из признаков относительного послабления стал тот факт, что впервые со времен уничтожения диссидентства было позволено создание независимых ассоциаций. Соперничество между «консерваторами» и «реформаторами», являвшееся константой политической жизни с середины 1950-х годов, заставило «реформаторов» сделать ставку на эти организации и клубы – чтобы те их поддерживали, обеспечивали им народную поддержку в противостоянии с «консерваторами», играя роль «низового одобрения реформ». И еще до разрешения собственно политических групп они вводят в политическую игру этих новых акторов, пока неопределенных и аморфных. Сговор, который завязывается между клубами и реформаторами, – это центральный элемент идентичности неформального движения, так как он позволяет последнему выйти на политическую сцену.

Структура игры, в рамках которой развиваются клубы, не сводится к противостоянию «реформаторов» и «консерваторов», входящих в партийные и государственные институции. В нее попадают и новые акторы, возникающие вне официальной сферы: это различные «националистические» (самая известная среди которых – «Память»), «сталинистские» и «необольшевистские» группы, а также группы, провозглашающие себя наследниками диссидентов. Наименования, отстаиваемые этими акторами, позволяют неформалам достаточно четко себя позиционировать: они противостоят «националистам» и «сталинистам» и видят конкурентов в тех, что хочет возродить или заново создать «диссидентство». Своими разнообразными взаимодействиями эти новые акторы порождают новое политическое поле.

Позиционирование неформальных клубов по отношению к разным участникам игры накладывает ограничение на формируемую ими коллективную идентичность. Эта идентичность – не только результат производства неформалами дискурса о самих себе или работы по налаживанию связей и строительству сетей; она зависит также и от того, каким образом их воспринимают и определяют их противники и конкуренты. Неформальные лидеры прекрасно знают, что их козырь – сговор с партийными реформаторами – является вместе с тем их ахиллесовой пятой. В чистом виде кооперация с данной фракцией власти грозит их дискредитировать – если им не удастся четко обозначить свою автономию. Да и сами они стремятся к гораздо более существенной роли, чем роль простого демократического алиби реформаторов. Они хотят вести собственную политическую игру, тогда как их контактные лица из партии взаимодействуют с движением по привычной схеме «руководить и направлять». Поэтому в их отношениях переплетаются сотрудничество и конфликты[144]. Поскольку необходимо сохранить репутацию в глазах других акторов, неформалам приходится вести двойную игру с реформаторами. Эта сложная и тонкая игра объясняется их позицией внутри разных, но взаимозависимых пространств.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука